Чуть желтоватый лист пергамента показался мне абсолютно чистым. Барон нахмурился и посмотрел на картографиста грозно и с неким намеком. Мол, за обман лорда могут просто выпороть на конюшне, а могут и вздернуть.

Картографист наклонился над столом, губы зашевелились. Я услышал длинную фразу на колдовском языке. Растопыренные ладони задвигались над картой, словно размешивал невидимое тесто. Возникло белое облачко, Альбрехт заинтересованно подошел ближе, я внимательно следил за картографистом. Тот закусил губу, на лбу застыли глубокие морщины. С застывшим лицом он повел руки вниз ладонями, плечи напряглись, будто придавливает нечто брыкающееся. Облачко быстро уплотнялось.

– Уф-ф, – произнес он, облачко легло на стол и растеклось, как огромный блин. – Я уж начал волноваться, что в вашем присутствии, ваша милость, не получится.

– Не ты один, – пробурчал я. – Все телепаты и ясновидцы почему-то скисают, когда вместо суеверных старух надо выступать перед учеными.

– Получилось, ваша милость.

– Да ну?

– Взгляните.

Я шагнул к столу и, несмотря на скептицизм, застыл в восхищении. Карта Армландии, самая совершенная из увиденных. Первую карту по моему приказу делал Саксон, но то каракули, леди Беатриса многое поправила, но она знает только соседей, за время похода я сам нанес на карту почти все, что встретил, однако сейчас настоящая карта! Не только проработанная до мельчайших деталей, но и с четко обозначенными границами. Как с Фоссано, где правит король Барбаросса, так и с королевством Турнедо, где рулит крутой и властный Гиллеберд Фруассар… ага, а вот еще граничит с кем-то на крохотном участке…

Картографист сказал торопливо:

– Сэр Ричард, я не сомневаюсь, что у вас есть уже, но моя…

– Лучше, – прервал я великодушно. – Твоя явно лучше. Я не знаток, но такое оценить может даже рыцарь. А то и пфальцграф.

Он сказал смиренно:

– Ваша милость, у этой карты есть одна важная особенность.

Он замолчал с тем смирением, что паче гордыни, я спросил заинтересованно:

– Ну-ну, какая?

– Теперь на карте отмечается все, что… меняется, – сказал он, потупив глаза. – Я работал над этим тридцать лет, ваша милость! Сперва это была просто карта, но теперь уже не просто. Словом, если лес исчезает под натиском озера или река меняет русло, все меняется и на карте.

Альбрехт торопливо перекрестился, еще и поплевал через плечо. Я изумленно покрутил головой.

– Твоей карте цены нет… Просто нет. А это что за отметки?

– Рудники, – подсказал он почтительно. – Это вот медь, а это олово. Если их смешать…

– Знаю, – прервал я, – бронза. Проходили. А это?

– Железо, – ответил он.

– Хорошо, – сказал я, – все куплю, сказало злато, все возьму, сказал булат.

Он чуть подбодрился, но сказал все еще виновато:

– Золотые рудники тоже были… в древности, но золото выбрали. Еще тогда.

– Неважно, – сказал я бодро, – не ты же выбрал? Или ты? С такой картой это легко… Ладно, лишь бы железа хватило. Железом и кровью, как сказал великий Бисмарк, объединим и добьемся, а также получим и нагнем. Это вот что за кочки?

– Деревни, ваша милость. Если присмотритесь, там видны точки. Это дома.

– Здорово, – сказал я пораженно. – Я думал, болота. Все, значит, учтено? Прекрасно, никто от налогов не увернется. А людей отсюда рассмотреть нельзя? Через лупу, например?

Он развел руками, на лице отразилась обида.

– Ваша милость…

– Ладно-ладно, – прервал я, – ты сделал великое дело! Это я так, вдруг да себя отыщу на глобусе? Хотя в этом направлении работать, полагаю, можно. Река изменила русло, и это стало заметно – понятно, силы природы, но лес – органика, почти люди… Если требуется финансирование, скажи. Могу выделить гранты. И еще…

Я указал Альбрехту взглядом на мой меч в ножнах, что в красивой позе отдыхает у изголовья ложа. Барон удивился, но подал мне церемонно, обеими руками, еще и поклонился. Я взялся за рукоять, сверкающее лезвие покинуло ножны легко и с легким музыкальным звоном.

Альбрехт сказал картографисту строго:

– На колени! Быстро!

Тот испуганно опустился, я хлопнул плашмя лезвием по плечу.

– Сом, сын Маиса, – сказал я громко, – властью, данной мне королем и Господом Богом, жалую тебя званием рыцаря за особые заслуги в деле укрепления государства, его священных границ и обороноспособности! Если мы изволим жаловать рыцарским званием молодого дворянина, выказавшего доблесть и отвагу в бою, то ты сделал намного больше, чем разгромил войско противника в одиночку!.. Встаньте, сэр Сом!

Он торопливо вскочил, глаза как блюдца, ошалевший и обалдевший. Я обнял его и, отстранив на вытянутые руки, сказал требовательно:

– Сэр Сом, вам поручается дальнейшая работа и усовершенствование карты. Требуйте необходимые материалы, все вам будет обеспечено, за исключением крови христианских младенцев и человеческих жертв… ну, разве что мигрантов каких неучтенных… В смысле, иностранцев из числа военнопленных. Вам по рангу положены помощники, допуск в важнейшие библиотеки, служанки для естественных нужд и баннер. Главное, конечно, баннер, не так ли?

Сом, сын Маиса, а теперь уже сэр Сом, растерянно хлопал глазами, но нашел в себе силы развести руками:

– Ваша милость…

– Сэр Ричард, – напомнил я. – Отныне не «ваша милость», а «сэр Ричард»!

Он пролепетал совсем смущенно:

– Сэр Ричард, я бы лучше доступ в библиотеки… Альбрехт хохотнул, поинтересовался:

– А почему не служанки? Сэр Маис вздохнул.

– Да служанки для этого полезного и нужного дела годятся и чужие, а вот допуск в библиотеки…

– Хорошо, – сообщил я бодро, – будет тебе допуск во все библиотеки! Будет. Как только сами библиотеки заведем. Полный допуск обеспечим. С причитающимися льготами. Пока дело за мелочью – библиотек еще нет… Кстати, а что у тебя вот здесь за муть? Не то деревня, не то рудники, а еще и вроде болото…

Он прямо посмотрел мне в глаза, я уловил затаенную усмешку.

– Когда ваша… когда сэр Ричард изволит восхотеть посмотреть своим пфальцграфьим оком на мелкие детали, он, может быть, изволит очистить больше места на столе.

Я фыркнул.

– И что? Твоя карта растягивается, что ли?

– Да, – ответил он с такой гордостью, что хоть сейчас в бароны. – Это же шагрень!

– Гм, – сказал я озадаченно, – я слышал, шагреневая кожа умеет только сокращаться.

– Кто вам такое сказал?

– Барон Оноре… гм… де Бальзак!

– Он не все знал, – заверил сэр Сом.