самому… Трудно сказать, заметил это он или нет. Лицо его было непроницаемым.

Придя к себе, митрополит продиктовал:

– «…подумайте, дети мои, о том: царствующий град Константинополь до тех пор непоколебимо стоял, пока соблюдал православие, а когда оставил истину, то и впал в руки поганых… Сколько лет ваши прадеды своей старины держались неотступно… вы теперь, оставив старину, хотите за латинского господаря закладываться… а вы сыны православные… старые, молодых научите, лихих удержите…»

Получив эти письма, посадник, как обычно, побежал к Марфе. Здесь же был ее сын Димитрий, ставший воеводой. Прочитав княжеское письмо, Марфа зло ухмыльнулась:

– Ну и лиса, опять лижется! Перехитрить нас хочет. Не выйдет. Казимир обещал помочь и поможет. А ты, – она посмотрела на сына, – готовь войско.

Посадник стал тяготиться таким поведением боярыни и еле сдержался. Но промолчал.

Ответа из Новгорода ни на княжеское письмо, ни на митрополичье не последовало. Но пришло донесение, что Великий Новгород готовит войско. И великий князь вновь созвал думу. На этот раз даже боярин Кошкин высказался за поход. После слов Юрия Кошкина Иван Васильевич, глядя на лица думцев, понял, что противников нет. Опершись о стол, он поднялся во весь рост, ногой отодвинул кресло и, привычно сгорбившись, за что получил прозвище «горбатый», подошел к окну. Майское солнце постепенно начинало припекать. И тут на ум князю пришли слова, когда-то сказанные дедом: «На Великий Новгород надо ходить только зимой. Иначе много люду положишь». Он быстро вернулся на свое место и, не садясь, спросил:

– Когда будем выступать? Сейчас или зимой? Вы знаете новгородские земли с их лесами, болотами, реками. Ранее великие князья выступали против них только зимой. А если кто ходил не зимой, много людей терял. – Проговорив это, он внимательно посмотрел в лицо почти каждого думца.

Прозвучал дружный ответ:

– Сейчас.

– Сейчас, – повторил Кошка. – Побережем людей дорогой. А кто погибнет… на все Божья воля… Зато они нас не ждут. А выигрыш получим…

– …и немалый, – поддержал Кошку Данила Холмский.

Все согласились. Иван Васильевич вздохнул:

– Сейчас так сейчас. Данила Димитриевич, – обратился он к князю Холмскому, – ты и боярин Федор Давыдович поведете войска. Я вам дам тысяч десять. Вы пойдете к Руссе. А ты, – он посмотрел на князя Стригу Оболенского, – Иван Васильевич, с Даньяром идите к Вышнему Волочку, а оттель пойдете по реке Мсте. Братья мои да князь верейский со своими полками пойдут прямо в новгородские земли. Ступайте с Богом.

Когда они вышли, Холмский, спустившись с крыльца, дождался Стригу Оболенского. Оглянувшись, молвил:

– Смотри, князь-то наш великий как все продумал!

Стрига только улыбнулся, и они расстались.

Великий князь этим не ограничился. Вызвав к себе дьяка Василия, он приказал ему снарядить посла в Псков, чтобы тот потребовал от псковитян выступить против Новгорода. Те, помня слова владыки, ответили посланцу:

– Как только услышим великого князя на Новгородской земле, так и сядем на коней за своего государя.

Но псковский посадник тайно пригласил к себе некоторых бояр и посвятил их в свой ответ московскому посланнику.

– Ты это правильно сделал, – молвил боярин Иван Шибанов, – да дай-ка складную грамоту в Новгород.

Все поняли хитрость боярина и заулыбались. Посадник выполнил их волю. Конечно, Иван Васильевич ничего не знал о складной грамоте, а полученным ответом был доволен. Но в Пскове нашелся перебежчик, который тайными тропами пробрался в Новгород и оповестил их об истинных намерениях псковитян. Ударил вечевой колокол. Вече, узнав об измене, решило проучить гнусных псковитян. Посадник собрал всех старост и приказал собирать дружину из плотников, гончаров и других ремесленников. Хотя это было не особо боевое войско, но мужики бывалые. Вести войско вызвался Димитрий Борецкий. Он уже хаживал во главе. Мать, скрепя зубами, отпустила сына.

Холмский уже подошел к реке Поле, новгородцам надо было его сдерживать. И псковитян хотелось проучить. Более половины из собранных людей Димитрий повел на псковитян, остальных направил против Холмского. Соглядатаи, которые были засланы в Новгород, сообщили Ивану Васильевичу, что воевода Борецкий ведет войско против псковитян. Тогда великий князь приказал Холмскому, который к тому времени на реке Поле встретился с новгородцами и заставил их отступать, их не преследовать, а идти на помощь псковитянам. К Демону, куда Холмский хотел направиться, Иван Васильевич приказал двинуться князю верейскому.

Холмский ехал по берегу реки Шелони, часто объезжая заросли густого кустарника. Между этими объездами уставший князь подремывал, не думая о своей безопасности. Впереди шли конные разъезды, которые немедленно его бы оповестили.

Было жарко. Июльское солнце жарило вовсю, нагревая кольчуги и шлемы. Воеводы, измученные жарой, не раз обращались к Холмскому, чтобы тот разрешил снять эти доспехи. Но бывалый воин только отрицательно качал головой. И эта его осторожность вскоре оправдалась. Прискакал один из передовиков и еще на подъезде прокричал:

– Новгородцы на том берегу!

Дремавшего князя окликнул один из воевод:

– Князь! Князь! Новгородцы! На том берегу!

Холмский провел рукой по усам и бороде, точно проверял, на месте ли они. И, вздыбив коня, направил его по крутому берегу наверх. Его зоркий глаз вскоре увидел противника.

– Останови войско! – сказал князь воеводе, следовавшему за ним.

На собрании воевод решили разделить войско на две части. Одна, перебравшись на тот берег, нападет в лоб, вторая – с фланга.

– Пошли гонца к татарам, пускай скачут на помощь, – приказал князь, повернувшись к одному из воевод.

Когда половина войска лесом ушла исполнять его приказ, он, вытащив меч, негромко произнес:

– Вперед! – и первым бросился в реку.

Внезапное появление москвитян привело Димитрия Борецкого в замешательство. По докладу его разведчиков, Холмский должен был идти к Демону.

– Как он тут оказался? – удивленно воскликнул Димитрий.

Что ему оставалось делать? Он вытащил меч. Вскоре звон стали, крики, вой огласили мирную местность.

Князь Холмский был мужик здоровенный. Широкий меч в его руках свистел, рассекая воздух. А его свирепый взгляд наводил страх на противника. И все же, все же… У кузнецов и плотников руки тяжелые. Холмского спас его воевода, отправленный князем для неожиданного нападения с фланга.

Новгородцы дрогнули, смешались. Но, когда почувствовали, что противник малочисленный, бой закипел с новой силой. И опять новгородцы начали теснить москвитян. И тут подоспели татары. Не любители открытого боя, они, точно рой пчел, налетели на новгородцев, осыпая их тучей стрел. Ряды новгородцев быстро таяли. Теперь воспрянули духом и остатки воинства Холмского. Димитрий Борецкий хотел личным примером поднять боевой дух своего войска и бился, как лев. Но… спохватился он поздно. Страх проник в души его воинства, и оно постыдно бежало. Борецкий со слезами на глазах опустил меч. Десяток татарских лучников наставили на него стрелы. Он