– Напрасно, вы отказываетесь служить нам. Лучше подумайте о себе и своей семье. Человеку вашего происхождения и ремесла сейчас очень не просто выжить в голодном и холодном городе. А у нас вы будете получать хороший паёк и ещё весьма недурственное денежное содержание. Вам и вашему отцу будет оставлена пятикомнатная квартира в бывшем доходном доме в Серебряном переулке, которую вы сейчас занимаете незаконно, ибо тысячи рабочих с семьями мёрзнут в своих жалких каморках.

Несмотря на вежливый тон, в словах некоторых подручных козлебородого чувствовалась плохо скрываемая угроза:

– Гражданин похоже не совсем понимает, зачем его сюда пригласили.

– Советская власть – справедливая власть, но и наше терпение не беспредельно.

– Может вам евангелие не позволяет? – вкрадчиво поинтересовался у Лукова чекист с чёрными матовыми, лишенными какого бы то ни было выражения глазами.

Но вот главный в этой компании человек развернулся от окна и снова заговорил с ним:

– Я ведь понимаю истинную причину вашего нежелания, товарищ Луков, служить нам. В вас сейчас говорит типичная интеллигентская брезгливость по отношению ко всякой власти, тем более к той, которая проливает людскую кровь.

– Зря вы тратите своё время, Феликс Эдмундович! – неприязненно глядя на Лукова, заявил толстый чекист с бычьей шеей и совершенно голым, похожим на бильярдный шар черепом. – Господин толстовец наверняка исповедует такие поповские истины, как непротивление злу насилием, всепрощение, всеобщую любовь. Мы для него готы, варвары. По-моему здесь не о чем более говорить.

Но хозяин кабинета не согласился с соратником:

– Нет, Лев Яковлевич, товарищу надо объяснить принципиальную позицию нашей партии.

Козлебородый снова обратился к Лукову:

– Значит, вы видите в нас лишь кровавых убийц? Однако как культурный человек, тем паче профессиональный историк, вы должны понимать, что любая революция, которая выступает за кардинальное реформирование изжившей своё государственной системы, в первые годы своего существования вынуждена прибегать к жёстким, порой даже жестоким мерам, чтобы защитить свои завоевания. Иначе она обречена на гибель. И тут трагические ошибки, к сожалению, неизбежны.

Лукову вспомнился девичий голос стоявшей с ним рядом у расстрельной стены юной контрреволюционерки, которая перед смертью затянула Марсельезу. А козлебородый оратор продолжал:

– Что же, прикажете нам либеральничать со своими врагами – любить и прощать их? Подставлять на библейский манер другую щёку? А вам известно, господин хороший, что развернутый нашими врагами белый террор не менее кровав, чем пресловутый красный террор? Умеющие изъясняться по-французски и прекрасно воспитанные господа с аксельбантами бывшей царской академии Генерального штаба без всяких моральных терзаний отдают приказы о расстрелах и повешениях сотен и тысяч наших товарищей, а также тех, кого только подозревают в сочувствии к нам.

В изможденном лице, лихорадочно-блестящих глазах, заостренных чертах козлебородого теперь чувствовался фанатик идеи. Луков не мог не отдать должное красноречию и харизме собеседника, доводы которого не были лишены убедительности.

– Нет, дорогой наш товарищ учёный, – закончил свой пламенный спич козлебородый, – революция, которая не умеет защищаться, ничего не стоит! И грош цена такой революции!

– Тем не менее, я не согласен с вашими методами, – набравшись мужества, дерзко выпалил Луков. Одиссей также собрался просить за своих арестованных товарищей:

– Я хотел бы…

Но тут в кабинет в сопровождении секретаря вошёл невысокий, худощавый старик. Он шёл, опираясь на трость и немного припадая на левую ногу. Дыхание у него было порывистое, лающее, как у лёгочного больного. Время от времени его начинал душить кашель. В правой руке новый посетитель держал какой-то массивный справочник. Держался он, не смотря на хромоту и болезнь, с большим достоинством. Хотя на мундире пожилого господина отсутствовали погоны и вообще какие-либо знаки различия, своею выправкой, властным выражением благородного лица он был похож на бывшего офицера в высоком чине.

Свою последнюю фразу Одиссей начал произносить уже в присутствии новых людей.

Седой визитёр сердито взглянул на Лукова и строго, даже грубо оборвал:

– Бросьте вести себя, как институтка! Если вы истинный патриот Отечества, а не либеральный пустозвон, то должны понимать, что господа Деникин, Колчак, Юденич, которые так любят публично поразглагольствовать о великой и неделимой России на самом деле готовы распродать страну по кускам союзникам по Антанте, лишь бы с их помощью вернуть ускользнувшую от них власть.

«А как же позорный брестский мир, заключённый вашими „патриотами“ большевиками?!» – едва сдержался, чтобы не возразить задетый оскорбительными словами старика Луков.

Заключённая год назад большевиками в Брест-Литовске сепаратная сделка с немцами потрясла русскую общественность. Ведь согласно этому договору, а точнее преступному сговору, от России были отторгнуты лучшие губернии общей площадью 780 тысяч квадратных километров с населением 56 миллионов человек. То есть треть населения бывшей Российской империи – русские, украинцы, белорусы и другие народы отдавались под вражескую оккупацию. Большевики также обязались распустить на тот момент ещё противостоящие германцам на фронтах воинские части и передать в руки германцев корабли и базы флота. Выплатить победителям огромные репарации, и ещё выполнить множество других унизительных условий.

Все честные люди расценили это соглашение однозначно, как предательство или глупость. Ведь большевистские дипломаты не смогли оговорить интересы России даже в тех узких рамках, в которых немцы это допускали!

Да, Лукову было, что возразить строгому старику с генеральскими замашками, однако благоразумие всё же взяло в нём верх, и он снова, в который раз за этот день промолчал.

Но Старик, похоже, посчитал это молчание знаком согласия молодого человека с его доводами. Тон его смягчился. Бывший генерал раскрыл принесённую с собой книгу. Это был атлас генерального штаба Русской армии, изданный в 1912 году совместно с лучшими учёными Императорского географического общества. Форматом атлас был примерно полметра на полметра. В толстой обложке, обтянутой голубым муаром, с золотым тиснением.

Водя пальцем по на картам, старик заговорил с Луковым более миролюбивым тоном:

– Уж вы то, как специалист, должны понимать, что интересы России всегда лежали, и будут лежать в этих восточных территориях, куда нас с вами хотят откомандировать. Если мы – русские патриоты сейчас из-за наших внутренних разногласий оставим без внимания этот регион, англичане воспользуются благоприятной возможностью и навсегда отторгнут территории, которые были присоединены к России ценою тысяч солдатских жизней.

Козлебородый представил старика Лукову:

– Это Анри Николаевич Вильмонт. Он служит советником в Штабе Главнокомандующего вооружёнными силами республики. Если вы товарищ Луков – учёный-теоретик, то Анри Николаевич в своё время изъездил Центральную Азию верхом вдоль и поперёк; рискуя головой пробирался к полудиким племенам. Бывал в Афганистане, куда до последнего времени европейцам путь был закрыт.