Сестра и больной посидели в молчании несколько секунд, потом Пол Форкс сказал:

— Теперь он посылает за вами.

— Как-то поздновато.

— Лучше поздно, чем никогда? — неуверенно предположил Пол. Он откинулся назад и ухватился за перила, собираясь вставать. — Похоже, он вроде как умирает.

— Возможно, — согласилась Мерси. — Но я не уверена, что мне не плевать. Он бросил нас… господи, пятнадцать лет назад. Этот, сукин сын, — пробормотала она, потом повторила громче: — Этот сукин сын! Все это время он распрекрасно жил себе на Западе, как и собирался. И все это время мы сидели дома и думали, и беспокоились — и наконец махнули рукой!

— У него могли быть свои причины, — вступился за отца, даже не будучи знаком с ним, Мерси Пол, неуклюже покачивающийся на своих ногах — одной настоящей и одной деревянной.

— О, я уверена, что у него были причины, — проговорила Мерси, глядя на бумагу. — Примерно миллион причин бросить женщину и маленькую девочку и начать новую жизнь в другом месте. Полагаю, он просто выбрал одну из этого миллиона.

— И ты не хочешь узнать о ней? — быстро вставил выздоравливающий.

— С чего бы мне хотеть знать? — Девушка еще не кричала, но внутри она уже распалилась, как топка, заглотившая угли. Жар, вспыхнувший в животе, опалил грудь, потом обжег горло и воспламенил щеки. — Миллион причин, будь он проклят, и я не желаю знать ни одну из них!

— Потому что тебе все равно?

— Чертовски верно, потому что мне все равно! — Только вот теперь она действительно орала, пылая от гнева, или горечи, или иных последствий этой лихорадочной недели. — Пусть подыхает там, где торчал все это время, где хотел быть!

Пол Форкс протянул руки, пытаясь остановить ее или просто защититься, хотя это был не его бой и не он был тем человеком, на которого она так злилась.

— Может, он там, где хотел быть, а может, просто там, где умрет. В любом случае, он пожелал увидеть свою маленькую девочку.

Мерси наградила его убийственным взглядом, от которого можно было бы окаменеть на месте, но мужчина сморгнул пару раз и все равно продолжил:

— Однажды ты пожалеешь, если не поедешь сейчас. Если не сделаешь этого, другого шанса не выпадет никогда. И вот тогда ты действительно проведешь остаток своей жизни в раздумьях. Когда можно бы было просто… спросить.

Она стиснула телеграмму в кулаке, сминая бумагу.

— Это не так-то просто. Если он умирал, когда отправлял свое послание, вполне возможно, сейчас он уже мертв.

Раненый заерзал:

— Наверняка-то неизвестно.

— Путешествие займет недели. Месяц, а то и того больше. Тебе известно не хуже, чем мне, как в наши дни ходят поезда. Все говорят о трансконтинентальных маршрутах дирижаблей, но никто еще не поспособствовал тому, чтобы толком наладить сообщение. Может, я и смогу прыгать-скакать-трястись по воздуху, но времени это отнимет еще больше, чем на поезде. Так что забудь! — рявкнула она, сунув бумажный комок в карман передника.

Пол Форкс сделал шаг вниз и покачал головой.

— Да, мэм. Я забуду. Простите меня, не мое это дело. Только…

— Что — только?

— Только, когда меня ранили и когда привезли сюда… Я послал за женой и сыном. Они не приехали. Мне лишь сообщили, что сын умер от чахотки полгода спустя после моего призыва, а жена через пару недель последовала за ним.

— Я… — Молодая женщина задохнулась. — Пол, мне так жаль.

Он неуютно поежился, словно от холода.

— Ну вот, потому-то я и остался здесь. Возвращаться домой стало ни к чему. Но я не собирался совать нос в чужие дела. Просто так больно, когда думаешь, что готовишься к встрече с Творцом, и нет никого, кто проводил бы тебя.

Левой — целой — рукой он дружески прикоснулся к ее плечу. И ушел, оставив девушку одну на лестнице, с телеграммой, которую она не могла заставить себя прочитать снова и на которую понятия не имела, как ответить.

Все еще размышляя, Мерси поднялась в свою каморку, открыла чемодан и достала письменные принадлежности, которые позаимствовала из личных запасов капитана Салли. Не зная, что еще делать, о чем еще думать, девушка присела на край кровати и начала писать.

Почерк Мерси, довольно корявый, поскольку она не так долго училась в школе, чтобы отточить его, был все же вполне разборчив. И вот что вывела ее рука:

Дорогая миссис Генри.

Меня зовут Винита Линч, я медсестра в Робертсоновском госпитале в Ричмонде, штат Вирджиния. С прискорбием сообщаю вам, что ваш сын, Гилберт Генри, умер сегодня днем, 13 февраля 1879 года. Он был хорошим солдатом и милым человеком, он шутил, пока мы пытались спасти его. Он был ранен очень серьезно, но почил с миром. Я оставалась с ним до последней секунды. Он с такой любовью говорил о вас и о своем брате. Его последние мысли были о доме.

Закончив, она запечатала письмо и положила его на ящик рядом с кроватью, чтобы отправить в понедельник, когда прибудет почта.

— Спасибо. Спасибо за все, — сказала Мерси Линч Салли.

Она уже раздала все последние «прощай», благо и было-то их немного: другим медсестрам, паре докторов и Полу Форксу, который работал рядом с ней шесть месяцев и все равно догадался бы, почему она уезжает.

Никто не упомянул о ее уходе никому из пациентов. Лучше этого не делать, решила она. Она раньше видела, как уезжают другие женщины, проходя по рядам и получая страстные мольбы, обещания никогда не забывать, а порой и скоропалительные предложения руки и сердца; ничто из вышеперечисленного Мерси не интересовало. Она поняла, наблюдая за приездами и отъездами других работников, что лучше просто буднично уйти — и не вернуться.

Если бы она стала делать какие-нибудь заявления, то получился бы скандал.

А если она просто исчезнет, пройдет, возможно, несколько дней, прежде чем кто-нибудь из прикованных к постели мужчин заметит это. У них свои проблемы, боль отвлекает их от действительности, и отсутствие одной из медсестер мало что значит для большинства. В конечном счете кто-нибудь закатит глаза, поскребет затылок и удивится:

— А что случилось с сестрой Мерси?

И тогда капитан Салли скажет:

— Она уехала. Неделю назад.

Ну, неделю так неделю — и инвалид, услышавший это известие, только пожмет плечами.

Мерси решила, что легче просить прощения, чем разрешения. Они простят ее уход. А могли бы не позволить покинуть их.

Но Салли другая, и она поняла. Понизив голос, хотя никто не маячил поблизости, капитан сказала:

— Я рада, что ты получила документы как вдова и крохи пенсии, выделяемые Союзом. В пути никакие средства не лишни. А их деньги ценнее наших.

— Мэм, если кто-нибудь пришлет за мной сюда, вы дадите им адрес в Уотерфорде? — попросила Мерси.