Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это не мой дом.
– Нет, – поморщилась она, – конечно, нет. До свидания. – Она развернулась и пошла к выходу, но вдруг остановилась посреди гостиной и произнесла: – Ты же знаешь, что говорят о правде, Джейкоб.
– Что именно?
– Правда освобождает, – закончила она, вышла из дома и аккуратно закрыла за собой дверь.
Я вернулся к работе. Слова соседки не шли у меня из головы. Мой единственный свидетель?
В районе двух я сделал перерыв на обед: поехал в закусочную «Арктик серкл». Мальчишкой я часто туда заходил. У них были тридцатисантиметровые хот-доги и вкуснейшее ванильное мороженое в рожке, политое шоколадом. «Арктик серкл» – сеть закусочных Юты, именно там придумали «фрай-соус», на удивление вкусную смесь кетчупа и майонеза. В моей молодости было две закусочных родом из Юты – «Арктик серкл» и «Дис драйв-инс», правда, последняя давно канула в Лету. В Спокане я тоже видел «Арктик серкл», но ни разу там не бывал. Не знаю почему. Может, потому что она напоминала мне о доме.
После обеда я снова взялся за уборку, и около семи уже покончил с кухней. Набралось еще с десяток мешков мусора, которые я выволок на задний двор и пристроил рядом с остальными.
Помыв пол и продезинфицировав все поверхности, я уселся на стол и оглядел кухню. Некогда здесь кипела жизнь. Помню, как Чарльз попросил испечь панкейки в виде Микки Мауса, и мама приделала им шоколадные глазки. Это было всего лишь мимолетное воспоминание, но как много оно для меня значило. Мама улыбалась.
Глава восьмая
Понедельник
Утром пошел снег. Вернувшись к дому, я увидел огромный металлический контейнер. Он загораживал всю подъездную дорожку. Вероятно, его доставили незадолго до моего появления – на снегу еще виднелись свежие следы шин.
Я прошел на задний двор, притащил оттуда тринадцать мешков мусора и затолкал их в бак. Затем открыл дверь и вошел в дом.
Следующей по плану была моя комната. Она оказалась не такой запущенной, как кухня. На стене все еще висели те четыре постера, что я повесил незадолго до того, как покинул дом: «Матрица», Эминем и два баскетболиста, Карл Мэлоун из ютовского «Джаза» и всем известный Майкл Джордан в прыжке.
Удивительно, что постеры до сих пор оставались на месте. Почему-то я думал, что мать порвала их, как и все, что напоминало обо мне. Но комната почти не изменилась с тех пор, если не считать коробок и непонятного хлама типа старого кулера для воды, игрушечного автомата для сладкой ваты и с полсотни пустых бутылок из-под колы.
Я захватил с собой блютус-колонку, чтобы слушать музыку с телефона. Выбор пал, конечно же, на «Ред хот чили пепперс» и Эминема, которые возглавляли хит-парады тех лет.
Мать не только ничего не тронула в моей комнате, но еще и заправила постель и сложила в комод всю ту одежду, что я оставил на лужайке, когда уходил из дома. Бессмыслица какая-то. Зачем она занесла мои вещи и разложила все по местам? Неужели надеялась, что я вернусь?
Я как раз перебирал комод, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Брэд Кэмпбелл. В руках он держал пластиковый стаканчик, из которого в морозный воздух поднимались клубы пара.
– Брэд, – встретил его я. – Входите.
– Спасибо, – дыхание его замерзало на холоде. Он вошел в дом. – Дай-ка, думаю, заскочу, узнаю, привезли ли мусорный бак.
– Еще до моего приезда. Ваши друзья – ранние пташки.
– Они выходят на работу около пяти утра, пока еще на дорогах не так много машин. – Адвокат протянул мне стакан. – Вот, принес вам горячий шоколад с мятой.
– Спасибо.
– Прогресс налицо, – заглянул он в кухню.
– Движется потихоньку. Целый день вчера провозился.
Кэмпбелл понимающе кивнул.
– Теперь походит на кухню. – Он сунул руки в карманы. – Ну, не буду вас отвлекать. Если что надо будет, звоните.
– Вряд ли мне еще что-то понадобится, но все равно спасибо.
– Не за что, – он слегка кивнул, развернулся и вышел. Я выволок из комнаты мешки, погрузил их в бак, вымыл руки и снова поехал в «Арктик серкл». На этот раз взял их знаменитый ранч-бургер и малиновый коктейль, поел и снова вернулся в дом.
* * *
Коридор возле моей спальни почти до потолка был заставлен коробками. Главный проход, соединяющий все части дома, оказался не так загроможден, как остальные комнаты, – не то, чтобы здесь было меньше хлама, просто он был чуть лучше организован.
Я принялся разбирать коробки. В одной из них нашел свои тетради: начиная с детского сада и заканчивая седьмым классом. Удивительно, что мама их сохранила.
На коридор ушло около трех часов. Почти во всех коробках лежали какие-то официальные бумаги. Последние лет пятнадцать мать собирала всю финансовую документацию и счета. Таких тяжелых коробок поднимать мне еще не приходилось. Несмотря на ежедневные тренировки на эллипсоиде, я совершенно выбился из сил, пока таскал их до контейнера.
Дальше настала очередь ванной комнаты в конце коридора. Она была небольшая, но сама ванна заполнена всевозможным мусором: какие-то мамины недовязанные носки и свитера, два абажура и старый, ржавый женский велосипед со спущенными колесами и без седла. Даже не представляю, почему велосипед стоял в ванной, да и вообще в доме, но я уже давно перестал искать логику в этом хаосе.
Вытаскивая из ванной велосипед, я услышал стук. Дверь открылась, и вошла Элис Фостер. На волосах снег, а в руках картонная коробка, слишком тяжелая, чтобы нести ее по такой погоде.
– Я подумала, вряд ли в доме есть что-то съестное, поэтому принесла тебе горячий ужин.
– Давайте сюда. – Я поставил велосипед и взял у нее коробку. – Проходите.
Элис сделала несколько шагов.
– Я приготовила томатный суп. Ты всегда его любил. Особенно с крекерами.
– Я и сейчас люблю, – согласился я. – Мой агент всегда смущается от этой моей привычки, когда мы с ней ужинаем в каком-нибудь модном ресторане Нью-Йорка. – Я понес коробку на кухню, соседка посеменила следом.
– Тут еще немного крекеров. И несколько булочек с маслом, и кусочек шоколадного торта.
– Не стоило так беспокоиться.
– Разве это беспокойство? Садись, поешь. Ты с обеда из дома не выходил, наверняка проголодался.
Откуда она знает? Я достал из шкафа две тарелки.
– Здесь хватит на двоих.
– Я уже поела, – возразила она. – Не хочу навязывать тебе свою