Присев на корточки, он некоторое время рассматривал черепицу в том месте, откуда, предположительно, мог спрыгнуть убийца, и наконец ликующе прокричал:

— Есть, есть следы! Такие же, как внизу, кусочки мха и иголки… — Он поднял голову и вдруг, не произнеся ни слова, побежал, хватаясь за края черепицы, к одной из десятка печных труб, возвышавшихся над крышей, скрылся за ней, но через мгновение выглянул и прокричал еще более радостно:

— Здесь он отсиживался, за трубой. Тут прямо лес настоящий. Тополь растет и сосенка маленькая. Видно, семена ветром занесло, а крышу мохом затянуло. Вот тут заметно даже, как сапог у него соскользнул, и веточка у тополя надломлена. Совсем еще свежий надлом, листья почти не завяли…

— Видите, Аркадий Маркович, — не скрывая своего торжества, Тартищев посмотрел на следователя, — убийца действительно спрыгнул с крыши.

— Я с вами ни в коей мере не согласен, Федор Михайлович, — сухо произнес Божко и, вытащив из кармана табакерку, принялся набивать короткую, украшенную причудливой резьбой трубку. — Вполне возможно, там лазил дворник или мальчишки гоняли голубей.

— Алексей, — Тартищев словно не обратил внимания на ту порцию яда, которую излил на него судебный следователь, — посмотри, не пришел ли он со стороны дома Дильмаца?

— Хорошо, — раздалось на крыше, и быстрые шаги загрохотали по черепице.

Прижав здоровой рукой фуражку к голове, Тартищев заспешил во двор, за ним засеменил, придерживая шашку, надзиратель. У трупа остались два городовых в темно-зеленых мундирах и серо-синих шароварах. Взяв шашки наголо, они встали на караул на некотором расстоянии от трупа, чтобы перекрыть доступ зевакам, вот уже второй час толпившимся в начале переулка, и где пребывал на посту еще один городовой с огромными усами, внушительно торчавшими из-под черной суконной шапки с козырьком и латунным номерным знаком с гербом Североеланска.

Божко снисходительно хмыкнул, пожал плечами и неторопливо отправился следом, оставив после себя недолгий запах хорошего табака.

Во дворе его встретил Тартищев и с явным злорадством произнес:

— Ну-с, дорогой Аркадий Маркович, кто из нас прав на этот раз? Молодой человек перемахнул этот проем играючи. Выходит, убийце не составило никакого труда оказаться на крыше, с которой он перебрался в комнату Дильмаца.

— Любите вы всякие сложности, Федор Михайлович! — усмехнулся скептически Божко. — Рисковать жизнью из-за нескольких золотых монет, серебряной мыльницы и двух орденов? По мне, только сумасшедший может решиться на подобную авантюру.

— Не думаю, что убийца забрался в дом, чтобы прихватить подобные безделушки, за которые он вряд ли много выручит, — ответил сухо Тартищев, — вернее всего, предметом его вожделения был сундук с деньгами и документами. Он даже пытался оторвать его от пола, и это уже говорит о его недюжинной силе.

И он вырвал все-таки одно кольцо, но что-то помешало ему, и он вынужден был бежать…

— Но зачем ему, помимо Дильмаца, надо было убивать еще и этого горемыку? Может, это его сообщник и они что-то не поделили?

— Нет, Аркадий Маркович, отношения поначалу выясняют не таким способом, а сверху прыгают, чтобы напасть на противника. С сообщниками так не поступают.

Они вновь вышли в переулок и задрали головы вверх. Алексей показался на крыше.

— Позвольте! — крикнул он и, присев на краю крыши, сиганул вниз.

— О, дьявол! — вырвалось у Божко, резво отскочившего в сторону. — Предупреждать надо, молодой человек…

— Так я и предупредил, — сконфузился Алексей, — крикнул: «Позвольте!»

— Просто Аркадий Маркович представить себе не могли, что ты махнешь с подобной высоты, — с ангельской улыбкой на устах, но с ядовитой интонацией в голосе произнес Тартищев и тут же склонился к следу, оставленному Алексеем. — Смотрите, господин следователь, а следы, однако, один к одному, только что последние несколько меньше!

Тот недовольно хмыкнул в усы, но присел рядом с Тартищевым и Алексеем.

— Хорошо, частично вы меня убедили, что убийца спрыгнул с крыши, но доказать, что он причастен к убийству Дильмаца, думаю, будет трудновато.

— Федор Михайлович! — подал голос Алексей. — На крыше дома, где проживал Дильмац, я отыскал место, где трубу обвязывали веревкой. Совсем свежий след. Трубу белили, по-видимому, недавно, известка еще мажется, и след хорошо заметен. На краю крыши, — уточнил Алексей, — я нашел волокна от пеньковой веревки, которые зацепились за проволоку ограждения. Вот они! — показал он несколько грязновато-серых нитей, намотанных на указательный палец. — Веревка, судя по всему, тоже старая, разлохмаченная…

— Выходит, он проник в дом через окно? — с негодованием произнес Божко. — Но в комнате, где лежит убитый, все окна заперты.

— Я думаю…

— Ишь ты, они еще думают, — прервал Алексея Божко и, повернувшись к Тартищеву, пробрюзжал:

— Где вы откопали этого умника?

— Сей тайны не выдаем! — рассмеялся Тартищев и подмигнул Алексею:

— Давай свои соображения, сынку!

— Я думаю, — сухо повторил Алексей, — убийца пролез через окно туалетной комнаты. Камердинер, помните, сказал, что летом его всегда держат открытым для вентиляции…

— Но окно достаточно узкое, — недовольно скривился Божко, — а судя по следам, неизвестный крупного телосложения.

— Просто это подтверждает, что он ловок и силен, — произнес сухо Тартищев и посмотрел на Алексея:

— Ну, следопыт, пошли посмотрим, есть ли следы на стене туалетной комнаты…

Злополучное окно выходило на задний двор, аккурат на дровяные сараи, но они не прилегали к стене, поэтому подобраться с них к окну не представлялось никакой возможности. Под самим окном никаких следов тоже не обнаружили. Стена же, судя по всему, давно не белилась и не штукатурилась, но Алексей, подставив к ней предложенную дворником лестницу, внимательно исследовал ее вокруг окна и выше, изрядно испачкав при этом сюртук и брюки. Наконец он спрыгнул с лестницы и, не замечая того скепсиса, с которым Божко окинул его взглядом, подошел, довольно улыбаясь, к Тартищеву.

— Подлинно так, Федор Михайлович, что убийца спускался по веревке. В двух местах, можете сами убедиться, — кивнул он на лестницу, — хорошо заметны свежие нарушения штукатурки, след скольжения носка сапога при спуске и четко отпечатанные каблук и часть подошвы. Последнее подтверждает, что поднялся на крышу он тоже по веревке. — Не удержавшись, он с явным торжеством взглянул на Божко. И тут же отвел взгляд. Судебный следователь смотрел на него с откровенной злостью, почти с ненавистью.

Тартищев натянул потуже фуражку и приказал околоточному:

— Покажи убитого слугам Дильмаца. Авось узнают его…

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — поднес руку к козырьку Задиреев. — А протокол писать?