Стране объявили манифестом, что на трон взошла императрица Елизавета. Шетарди незамедлительно выслал во Францию перевод манифеста под названием «Реляция о перевороте, произошедшем в России 6 декабря 1741 года»[2].

Во втором манифесте от 28 ноября императрица оповещала свой народ, что, отказавшись от брака и материнства сама, назначает своим наследником сына старшей сестры, Петра Гольштейн-Готторпского, следуя, таким образом, желанию Екатерины I, которая вначале хотела передать трон внуку Петра Великого.

Организуя заговор, Елизавета поклялась избежать кровопролития. И теперь возникал животрепещущий вопрос о судьбе Ивана VI. Шетарди множество раз повторял Елизавете, что, пока принц жив, корона будет в опасности, поэтому она должна уничтожить его бесследно. Елизавета не соглашалась. После периода блужданий по различным отдаленным от столицы местам он в итоге попадет в крепость Шлиссельбург, откуда, словно призрак, будет витать постоянной угрозой над двумя царицами, которые сменят друг друга на русском троне. Ночью, последовавшей за переворотом, специальной комиссии было поручено решить судьбы министров. Та высказалась за крайне жестокие меры. Остермана приговорили к колесованию, Миниха – к четвертованию, остальных – к отсечению головы. Великодушная Елизавета смягчила все вынесенные приговоры, заменив их на вечную ссылку.

Некоторые историки считают описанный переворот работой Шетарди или, по крайней мере, плодом чисто французского заговора. Такое суждение опирается на неоспоримый факт поведения Шетарди в начале царствования Елизаветы: тот держал себя крайне уверенно, надменно, утверждая, будто он – единственный или главный советник императрицы. Но очень скоро его положение изменится с появлением в окружении императрицы великого министра Бестужева. Алексей Бестужев-Рюмин, которого императрица осыпала милостями (наградила орденом Святого Андрея и титулами вице-канцлера и графа), снова вернулся к традиционной русской политике.

Сразу после назначения Бестужев заявил о своем намерении продолжать дело Петра Великого и восстановить преемственность курса. Очень скоро эти устремления столкнулись с французскими интересами.

Первую проблему, вставшую перед Бестужевым, представляла война со Швецией, которой содействовал Версаль. В тот же день, когда Елизавета взошла на трон, Шетарди, возможно по ее же просьбе, добился от Швеции временной приостановки боевых действий. Французские власти не одобрили его шага, поскольку если в Версале и радовались смене власти в России, то не могли оставить шведского союзника и надеялись, что государственный переворот повлечет за собой некоторую сумятицу, которая будет благоприятствовать Швеции в ведении военных действий. Но этого не произошло. Сражения возобновились после передышки, полученной Шетарди, шведы оказались в трудной ситуации, и Франция предложила свои посреднические услуги. Переговоры начались в Петербурге в марте 1742 года. Вопреки постигшим их неудачам, шведы при поддержке Франции требовали в качестве компенсации возвращения Выборга и его области. Взбешенный Бестужев ссылался на Ништадтский мир, заявляя, что Россия ни в коем случае от него не отступит. С самого начала царствование Елизаветы принесло «двойное» разочарование – и Версалю, и Петербургу. Франция давно желала переворота, но при этом представление о России у короля и Флери не изменилось: Россия варварская страна и таковой останется. При любом правителе она никогда не будет союзницей Франции. В то время как Швеция служила и продолжает служить опорой французской системы союзов. И раз Россия одерживает верх над Швецией, нужно использовать традиционные средства для содействия союзнице. То есть настроить против России других противников. Для этой роли французская дипломатия выбрала Данию и Турцию. И маркиз де Кастеллан развернул активную деятельность в Константинополе, чтобы убедить Турцию вмешаться в военный конфликт на стороне Швеции. Правда, ему это не удалось, но он все же добился от турок финансовой помощи шведам.

Несмотря на все усилия Франции, Швеция терпела поражение. Когда русские войска заняли всю Финляндию, пришлось начинать переговоры о мире. На мирном конгрессе, собравшемся в Або, был подготовлен договор, подписанный в 1743 году. Швецию заставили отказаться от всех территориальных претензий к России. Россия получила часть Финляндии. Франция, не приглашенная на переговоры, не могла помочь своей союзнице. Это не улучшило отношений Версаля и Петербурга. Шетарди, который одновременно вызывал все большее раздражение Елизаветы и рассматривался Версалем как слишком ярый защитник русских интересов, отозвали, заменив Луи д'Альоном. Отъезд Шетарди обрадовал Бестужева, однако последний не знал, что в действительности это лишь маневр и тот, кого он открыто считал своим врагом, вернется через несколько месяцев с твердым намерением отомстить ему.

С установлением мира у Бестужева наконец освободились руки для проведения собственной политики. Прежде всего его беспокоило усиление Пруссии, которому он намеревался помешать. Совсем напротив, Англия являлась в его глазах партнером, с которым Россия могла бы договориться для поддержания равновесия в Европе и ограничения чрезмерных амбиций всякой иной державы. Наконец, он симпатизировал Австрии. Такова стратегия, которую он представил императрице. Было важно проводить ее без промедления, поскольку война за австрийское наследство вынуждала Россию определиться со своей позицией.

Замыслы Бестужева шли вразрез с проектами Франции. Как обойти эту трудность? – задавались вопросом в Версале. Возникла идея еще раз вмешаться в русскую политику и устранить Бестужева. Императрица ему доверяла, и, значит, именно она должна быть в центре операции. В 1743 году представитель Франции в России Луи д'Альон обвинил своего австрийского коллегу Ботту в заговоре с видными представителями русской аристократии, близкими к Бестужеву, с целью свержения императрицы и ее замены на троне Иваном VI. Заговорщиков арестовали, сослали в Сибирь, Ивану VI ужесточили режим заключения, но Бестужев избежал мести императрицы. Королева Венгрии клялась, что ничего не знала о заговоре, и выдала Ботту Елизавете. Неизвестной оставалась лишь роль в этом проекте Пруссии. Действительно в момент разоблачения заговора австрийский министр, который вдохновлял его, находился в Берлине. Не для того ли, чтобы договориться с пруссаками? Или отвести от себя подозрения?

Тогда Франция наконец завоевала симпатии Елизаветы. Не ее ли вмешательству, в лице д'Альона, императрица была обязана раскрытием заговора? Оставалась только одна помеха – Бестужев сохранил свой пост. Но несколько месяцев спустя скандал, вызванный Шетарди, уничтожил этот успех. Последний вернулся в Россию с триумфом, однако весной 1744 года благодаря Бестужеву, который установил за ним особенно тщательную слежку, полиции удалось осуществить замечательную операцию. Она завладела кодом, используемым в переписке Шетарди с Версалем, и Бестужев смог представить императрице его шифрованные депеши, рассказывающие о жизни империи, ее политике и «императрице без прикрас». В этих депешах был нарисован не очень лестный портрет императрицы как легкомысленной, ленивой, больше занятой собой, чем государственными делами, особы, они кишели подробностями ее интимной жизни и обнажали продажность двора, его развращенность и даже суммы взяток – ничто не осталось без внимания. Елизавета и представить себе не могла столь враждебного к себе отношения! К Шетарди пришли домой и потребовали от него навсегда покинуть Россию в течение 24 часов, вернув императрице бриллиантовый знак ордена Святого Андрея и ее портрет, подаренный ему ею в уже забытом прошлом. Расследование, проведенное по приказу Елизаветы, выявило, что нескромные подробности о частной жизни императрицы исходили от матери Екатерины, молодой жены наследника, – княгини Ангальт-Цербстской. Потому и ее попросили покинуть Россию, что способствовало ухудшению отношений между Елизаветой и молодым двором.