Вирджиния в панике позвонила в полицию, чтобы сообщить о пропаже ребенка. «Я не знала – но в итоге выяснила, – что она [няня] была алкоголичкой и решила отправиться выпить, – говорила Джонсон. – Она уехала с моей дочерью, которой было от силы два года, на автобусе к себе домой, чтобы привезти оттуда бутылку спиртного».

С двумя детьми на руках Вирджиния решила развестись. Всегда дружелюбный Джордж не возражал и не спорил. Он просто спросил о причине.

«Мне больше нечего тебе дать», – сказала она ему перед уходом. Тем не менее она сохранила фамилию мужа – Джонсон.

Хотя она уходила от мужа весьма решительно, ее беспокоило крушение уже двух браков и неприятные последствия в те времена, когда разводы в Америке были еще редкостью. Ей нравился секс с обоими мужьями, нравилось быть с ними, но у них не было той глубокой связи, которая так была ей нужна, той истинной и долгой любви, о которой она пела. По необъяснимым даже для нее самой причинам Вирджиния дважды – может, трижды, если верить некоторым источникам, – выходила замуж за мужчин, которых она по-настоящему не любила, которые не были действительно важны для нее. «Я оборачиваюсь назад и спрашиваю себя – зачем? – признавалась она. – И ответа у меня нет».

Те, кто тогда близко знал Вирджинию, говорили, что она была слишком энергичной и амбициозной, чтобы согласиться на унылое существование рядом с мужчиной вроде Джорджа Джонсона. «Она говорила, что ей в некотором роде стыдно занимать позицию жены руководителя оркестра, – вспоминал доктор Альфред Шерман, с которым она познакомилась в Университете Вашингтона. – Она хотела подняться выше. Она считала, что слишком умна для такой жизни. Ей хотелось видеть себя в более престижном статусе». Джордж знал, что ему не удержать свою супругу, что ей нужно нечто большее. «Она все время присматривалась к чему-то лучшему», – говорил он годы спустя. Но когда в сентябре 1956 года были подписаны все бумаги о разводе, миссис Джонсон сама еще толком не знала, какое оно – это «лучшее».

Большинство студентов разъехались на рождественские каникулы, и Вирджиния шла на собеседование по пустому, занесенному снегом кампусу медицинского факультета Университета Вашингтона в Сент-Луисе. Ей был тридцать один год, она была безработной, дважды разведенной матерью двоих маленьких детей, и ей хотелось начать все сначала. В декабре 1956-го в Университете Вашингтона учились в основном местные студенты, ему было еще далеко до грядущей славы международного вуза, и сам университет тогда еще недалеко ушел от консервативных традиций Миссури и символической линии Мэйсона – Диксона. Только спустя четыре года в университете произошла десегрегация бакалавриата, и в классах вместе в белыми стали появляться горстки чернокожих студентов. В то время женщины редко появлялись в Университете Вашингтона, особенно в медицинской школе.

Вирджиния шла сквозь бодрящий мороз. На собеседование она надела строгое, но достаточно изящное платье, чтобы не показать, насколько сильно она хочет заполучить эту должность. Темные волосы она собрала в пучок и слегка подкрасила губы. Она больше не была похожа на тоненькую девушку с фермы, ее фигура была фигурой женщины в расцвете лет, достаточно повидавшей в жизни. Готовясь к собеседованию, она продумала ответы на возможные вопросы и потренировалась разговаривать приятным вежливым голосом. Войдя в медицинский корпус, Вирджиния оказалась в маленьком неприметном кабинете и стала ждать назначенной встречи с человеком, с которым никогда прежде не встречалась, – доктором Уильямом Мастерсом.

В Университете Вашингтона Вирджиния планировала заняться социальной антропологией, изучать разницу в культурном влиянии естественных факторов и воспитания на развитие человека. Поскольку именно такой конкретной специальности не существовало, консультант по образованию посоветовал Вирджинии сделать выбор в пользу социологии. Чтобы оплачивать учебу, ей нужно было найти работу в кампусе. Необходимо было как-то совместить рабочий график и расписание занятий. После развода с Джорджем Джонсоном Вирджиния снова стала зависеть от родителей, Эдны и Гарри, которые только рады были помочь. Но она осознавала, что их поддержка будет стоить ей свободы. Дилемма оставалась бы нерешаемой, пока она не закончит колледж, не найдет стабильную работу и не начнет зарабатывать достаточно, чтобы самостоятельно содержать двоих детей. Она также не могла зависеть от Джорджа, который все еще мечтал задать жару на эстраде в тот же год, когда Элвис Пресли и рок-н-ролл навсегда изменили американскую музыку. Вирджинии нужен был новый старт, она хотела получить высшее образование. «Я понимала, что детей придется отдать на воспитание другим людям – а именно моей матери, – и мне это не понравилось, – вспоминала Вирджиния. – Так что я решила вернуться к учебе».

Поскольку на факультете социологии вакансий не было, ее отправили на медицинский, где мог понадобиться ассистент. «Я была довольно наивной, а медицинская сфера не интересовала меня вовсе», – признавалась она. Ее первое собеседование, назначенное двумя титулованными психиатрами, внезапно отменилось, так что она отправилась на встречу в отделение акушерства и гинекологии. Вирджиния почти ничего не знала о докторе Мастерсе, кроме обрывочных сведений от друзей, знакомых с медицинской школой. Мастерс недавно начал исследование по физиологии секса, державшееся в секрете от всего университета. Вирджиния решила, что это передовое исследование должно помочь семейным парам, безуспешно пытающимся зачать ребенка. «Я слышала о трудах Мастерса в области лечения бесплодия, – вспоминала она. – Я думала, именно для работы в этой сфере меня и нанимают».

Во время собеседования Мастерс пристально смотрел на Вирджинию с сухой холодной отрешенностью ученого, вглядывающегося в чашку Петри. Внешность Мастерса – темные, близко посаженные глаза, плешь, окруженная коротко подстриженными седеющими волосами, улыбка тонких губ, похожая на гримасу, – делала его старше, хотя ему был всего сорок один год. Он сидел в белом халате, скрестив руки, и задавал вопросы о прошлом опыте кандидатки. Вирджиния отвечала с апломбом, едва ли не преувеличивая свои заслуги. Но казалось, что это не имеет значения. После каждого удачного ответа Мастерс расслаблялся, становился все любезнее, и в конце концов она поняла, что ее берут на работу.

Оглядываясь назад, можно сказать, что такое парадоксальное начало определило характер их отношений на долгие годы вперед. Глубокая интуиция Мастерса – то самое шестое чувство, которым владеет опытный врач, – подсказала ему, что миссис Джонсон станет идеальной помощницей в работе. При этом он почти ничего не рассказал о себе или своих планах. Он всю жизнь был человеком-загадкой, и приближенные к нему люди изо всех сил старались понять, каковы его истинные намерения и какие силы так неустанно им управляют. Наем Вирджинии стал первым из множества сделанных Мастерсом шагов, которые и взволновали ее, и вызвали недоумение.