брак счастливым или нет, – писал он в неизданных мемуарах, – но я хотел бы попытать счастья».

Глава 5

Созерцая чудо

Как можем мы надеяться на приличное образование без вдохновения тех, кто жаждет своим собственным путем познать вселенную, в которой обитает человечество, и природу людского тела и разума?

– ДОКТОР ДЖОРДЖ ВАШИНГТОН КОРНЕР

На курсе анатомии Джорджа Вашингтона Корнера предполагалось созерцать чудо человеческого тела. С мастерством и дотошностью Корнер изучал перекачивающее кровь сердце, изысканную архитектуру позвоночника, жизненные функции печени, почек, кишечника, а также другие чудеса мышц, костей и тканей, описанные в учебнике «Анатомия Грея». Ему удавалось на трупе показать студентам работу жизни.

В Рочестерском университете Корнер был на пике славы. «В первый же год я взял курс по анатомии, это был мой самый первый предмет, – вспоминал Корнера Фрэн Бейкер. – Он был таким спокойным, но при этом очень убедительным, он умел вдохновлять». Еще более сильное впечатление Корнер произвел на Билла Мастерса. Повозившись с идеей стать профессором английского языка, Мастерс выпустился из Гамильтона с намерением стать практикующим врачом, но именно Корнер убедил его заняться научной работой и постоянно изучать неизведанные области медицины. Мастерс не раз вспоминал слова Корнера: «Билл, невозможно узнать слишком много».

Большой поклонник эпохи Возрождения, Корнер со знанием дела рассказывал и об истории, и о ремесле препарирования. Он воспевал Аристотеля как отца биологии, много рассказывал о вскрытиях, практиковавшихся ассирийцами, древними греками и евреями. Особенно он восхищался волшебством репродуктивной системы, источника жизни. «Когда в одна тысяча двадцать седьмом году ученые впервые исследовали яйцеклетку млекопитающего, это открытие решило важную задачу, но в то же время вызвало ряд бесконечных вопросов, ответы на которые мы ищем по сей день», – позже писал Корнер в своей биографии.

Прежде чем основать кафедру анатомии в Рочестере, Корнер преподавал и вел научную работу в Университете Джона Хопкинса, где занимался исследованиями в области гистологии и физиологии половой системы. Живо интересуясь историей, он обнаружил, насколько сильно религия, культурные традиции и банальное невежество держат людей в неведении о половом размножении – особенно его потрясло отношение к медицинской стороне этого вопроса. «Усилия так называемых гинекологов в лечении нарушений менструального цикла и бесплодия едва ли выходили за рамки методов эпохи Гиппократа, – писал Корнер в 1914 году. – Как мы можем на что-то надеяться, если даже толком не понимаем, как устроен цикл?» Оценивая его влияние, авторы одного учебника разделили всю историю акушерства и гинекологии на до Корнера и после Корнера. Его работы привели к фундаментальным открытиям в области контрацепции и разработке противозачаточных препаратов. Корнер и его коллега из Рочестера, Уиллард Аллен, объяснили роль прогестерона, ключевого гормона, влияющего на менструальный цикл. Многие полагали, что однажды эти ученые получат Нобелевскую премию.

Корнер проводил лабораторные исследования размножения обезьян и кроликов, когда впервые познакомил своих студентов с тем, как это происходит у млекопитающих.

– Рад вас видеть, Мастерс, – сказал Корнер, когда Билл вошел в его кабинет. – Вы не знаете, есть ли у кроликов менструальный цикл?

Мастерс растерялся.

– Не имею ни малейшего представления, доктор Корнер, – признался он.

Несмотря на то что Корнер был одним из наиболее опытных ученых в своей отрасли, он вел себя очень мягко, говорил спокойно, словно добрый дедушка, беседующий с внуками. Он решил не быть с Мастерсом слишком строгим.

– Я тоже, – с воодушевлением ответил Корнер. – Когда узнаете – сообщите мне.

Поначалу попытки вызвать у кроликов овуляцию были безуспешны. «У меня абсолютно ничего не получалось, – вспоминал он. – Они не могли просто взять и сделать это по моей просьбе». Но непосредственные наблюдения за совокуплением лабораторных кроликов принесло свои плоды. Мастерс наконец выяснил, что у самки кролика происходит спонтанная овуляция, когда ее покрывает самец.

Вскоре Корнер оставил Рочестер ради более престижной должности в Институте эмбриологии Карнеги в Балтиморе, где его работа повлияла на многих молодых ученых, в том числе Альфреда Кинси из Индианского университета. Связи Корнера с поддерживаемым правительством Комитетом по исследованию проблем сексуальности в начале 1940-х помогли Кинси, тогда еще энтомологу, специализировавшемуся на орехотворках[8], получить от Фонда Рокфеллера финансирование своих выдающихся исследований по сексуальности человека. Он призвал комитет щедро поддержать Кинси, несмотря на то, что позже называл его «самым напряженным человеком, который только может встретиться вне стен психиатрической клиники».

Примерно тогда же, во время весенних каникул к третьему году обучения на медицинском факультете, в 1942 году, Мастерс получил приглашение от своего старого учителя посетить в Балтиморе собрание ведущих репродуктологов страны, когда-либо работавших с Корнером. Мастерс, не говоря ни слова, живо вспомнил их бурные дискуссии и представил, какой след мог бы оставить в медицине. В обед он поболтал с Карлом Хартманом, давнишним коллегой Корнера, создавшим лабораторию для работы с приматами в Карнеги, и обсудил с ним, как сложно заставить самку обезьяны спариваться с самцом, даже если она сама к этому готова. Спустя некоторое время раздраженная обезьяна разозлилась на подталкивающего ее Хартмана и укусила его за палец. Размахивая раненым пальцем, Хартман поискал объяснения этой дилемме, а потом обратился к молодому студенту-медику, стоявшему в его кабинете.

– Мастерс, когда я говорил, что надо заставить эту возбужденную самку спариться с самцом, вы выглядели весьма смущенно – о чем вы думали? – требовательно спросил Хартман.

Мастерс зачарованно смотрел на ученого-исследователя, ищущего ответ на вечный вопрос.

– Я думал о человеческих самках, – ответил Мастерс. – Существует ли у женщин некоторая циклическая готовность к спариванию, которую мы пока не обнаружили?

В ответ не последовало ни слова, ни даже смешка. За обедом, как вспоминал позже Мастерс, стояла гробовая тишина. Сама идея исследовать женщину, изучать ее физиологию и телесные реакции звучала гарантированным крахом карьеры и, может быть, даже арестом. Никто не осмеливался зайти дальше испытаний на кроликах и обезьянах.

До конца своего пребывания в Балтиморе Мастерс советовался с Корнером и другими экспертами о том, что именно может понадобиться для изучения женской сексуальности. Ему отвечали, что любой ученый, которому хватит безрассудства этим заняться, постоянно будет сталкиваться с опасностями. Но любознательный Мастерс продолжал давить на светил медицины, выясняя, как, по их мнению, это можно организовать. В конце концов они определили четыре критерия: исследования должен проводить женатый мужчина, зрелый на вид, ближе к сорока годам («Я полысел в двадцать три, и теперь мне это пригодилось!» – веселился Мастерс). Важно: этот сексолог должен подтвердить свою исследовательскую квалификацию в смежной области медицины, а также иметь формальную поддержку университета, предпочтительно медицинского