litbaza книги онлайнСовременная прозаУбийцы персиков - Альфред Коллерич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 35
Перейти на страницу:

Сразу после инъекции старушка заснула. Цэлингзар, читавший греческих философов в оригинале, глядя на фройляйн, почувствовал потребность обратиться к некоторым античным текстам.

Он любил читать на ходу. На час он оставил больную одну. В нескольких шагах от дома начинался парк, где он иногда гулял. «Жаром тростник изнутри раскаленный»[3], — читал он в книге. «Вишня», «Лягушка», «Яма», «Оттого-то так поздно фанаты созрели, а в яблоках сока избыток».

Он не мог понять, почему ночь, когда умерла его бабушка, уже не казалась ему частицей действительно пережитого. Он вспоминал о ней так, будто все это рассказал ему кто-то другой. На память пришла батрачка, работавшая на кухне. Он сидел в кровати и видел в дверях бабушку, которая лежала на смертном одре в нижней комнате и не могла быть там, где он спал. Он вбежал в бабушку, а батрачка вскрикнула, когда он сказал ей, что пробежал сквозь бабушку. «Несчастные, несчастные, прочь руки от бобов!»

Прохожие, гулявшие по аллеям, не обращали внимания на Цэлингзара. Они как будто не замечали, что он шел с раскрытой книгой. Он задумался над тем, действительно ли это оставалось незамеченным. «Неужели человеку известно еще не все?» — вопрошала тетка, имея в виду людей, занятых наблюдением. «Как и тебе»,— отвечал Цэлингзар и указывал на то, что только он почерпнул из наблюдений. «Громоздящаяся великота».

Цэлингзар хотел бы иметь «мясистое» сознание, которое могло бы пропустить через себя все, как оно есть. «И в груди беспощадной — истинно медное сердце». Цэлингзар повернул назад. Его изнуряли хозяйственные расчеты, которые ему приходилось делать с тех пор, как слегла старая фройляйн. День снова стал днем, ночь стала ночью. Его угнетали трели птиц и тени, наползавшие в час заката на стену дома напротив. Ему хотелось избежать ощущения своей сопричастности, телесной и мысленной, этому окончанию. Он разрезал связующую ленту, трепетавшую за его спиной вслед исчезающим мгновениям.

Цэлингзар отложил книгу на край кровати и направился к двери старушкиной комнаты. Он взялся за ручку, повернул ее вниз и потянул на себя. Дверь была заперта. Он пошел к хозяину и узнал от него, что фройляйн умерла и тело уже вынесли. Домовладелец отказался давать какие-либо разъяснения и потребовал от Цэлингзара съехать с квартиры.

«Мертвая зона» должна снова стать живой.

После похорон, на которые хозяин явился в черном костюме, Цэлингзар, поэт и красавец Август побрели в барак, где жил Август. Там теперь хранилось все имущество Цэлингзара: синие тетради, несколько чемоданов и коробка с чесночной колбасой. Вечером он зашел к родственнику покойной. Тот выразил ему свою благодарность. Как гинеколог и специалист с международным признанием в области натуральных противозачаточных средств он вряд ли будет полезен Цэлингзару, но может представить его князю Генриху. Вскоре Цэлингзар протянул князю руку и пообещал поселиться в башне пивоварни.

Философы покинули сень большой ели. Альф подпрыгнул, положил лапы на грудь первому философу и залаял, дыша ему в лицо. Цэлингзар обуздал пса и отвел его в замок, а философы вернулись на сеновал. Они возлегли на холстах, дожидаясь темноты. Они обмалчивали философию жизни, о чем вели речь под елью.

Когда выплывшая из-за крыши пивоварни луна осветила двор, супруги Бубу спустились по стремянке на землю и направились к воротам парка. Их, как и первого философа, занимала мысль об изменении жизни. То, что каждый искал в собственной груди, ударяя по ней кулаком в знак истинности своих слов, Бубу стремились открыть вне грудной клетки, сначала в голове, а затем в жизни, означавшей для них некое составное образование, вроде сложного слова, которое надо разъять на составляющие.

Они шли к замку. Человеку нужны надежные стены, за коими он может без помех трудиться, чтобы достигнутое им стало всеобщим достоянием. Этот позыв они называли истоком томления по замку.

За день до своего отъезда философы сидели на балконе замка. Первый обобщил то, что вытекало из разговоров под елью и молчания на сене.

Цэлингзар наблюдал за говорившими сквозь щелку между мизинцем и безымянным пальцем. Он видел и слышал, что речь идет об определении основ. Усы первого философа повторяли движения верхней губы, когда он произносил слова «приговор совести». Рудольф Хуна, предложив считать основополагающим началом искусство, рассмеялся так непосредственно, что Цэлингзар отвел от лица руку и сказал ему, что его смех хорошо согласуется с ландшафтом английского парка.

Господа за все время не проронили ни слова. Домашний учитель Фауланд вел запись диспута. Он ушел, как только Бубу заговорили о большой семье.

По распоряжению графини высокие вазы были утыканы пучками камышовых стрел. У Цэлингзара возникло ощущение, что бугорки на его лбу не подтверждают того, что видят глаза.

Когда за камышовыми дебрями все заметили большую бороду художника Ураниоса, певца обнаженной натуры, Цэлингзар констатировал, что лишь услышал его имя. Ураниос всегда появлялся в конце философских радений. Ураниос был другом Цэлингзара. В руке он держал шапочку, которую нашел на берегу старицы Дуная. С тех пор как Ураниос бросил рисовать, он в последний месяц каждого лета удалялся в пойменные луга и леса с палаткой и складной лодкой.

Нож, которым он искромсал свою последнюю картину, находился при нем.

Все для Ураниоса происходило в последний раз. Он и появлялся-то там, где люди, как им казалось, приходили к конечному решению какой-либо проблемы. Химера, тешившая философов, привлекала его. Она представлялась ему скандалом, а он любил скандалы. Он отслеживал всеобщие связи, но не мог найти им приложения. Временами он был склонен думать, что вселенским законом является свет. Он упражнялся в непонимании. Это началось, когда он познакомился со скульптором Фрицем Целле, который пытался вывести из движения головы и тела парадокс покоя и целостности. Бесконечная непрерывная цепь мельчайших частиц, величину которых он полагал абсолютным минимумом, внушала ему представление о том, что космическое целое не является ни большим и ни малым. Бесконечное Фриц Целле сравнивал с носом, настолько слитым с линиями всего лица, что невозможно сказать, где лицо, а где нос. «Он — начало космоса и одновременно его бесконечность».

Ураниос целыми днями слушал рассуждения Фрица Целле. С помощью вопросов он добивался желаемого состояния. То, что разум сводил воедино, Ураниос рассыпал вновь. Он пил настой аира. Но стоило ему повстречать чету Бубу, как твердыня достигнутой им неуверенности дрогнула. Бубу объяснили ему мир скульптора. И как он ни противился, позднее он понял его. Это глубоко поразило Ураниоса. После долгих ночных прогулок он шел к себе в мастерскую. На стенах висели пестро расписанные длинные полосы оберточной бумаги, на которых он изображал путь культуры. Цэлингзар помогал ему в этом. Когда они дошли до хронологической отметки, совпадающей с датой рождения Ураниоса, линии стали путаться и наконец оборвались.

Ураниос стоял, не сводя глаз с манекена, скроенного из серого холста. Потом хватал книги и вырезал из них картинки. Он раскладывал их на черном столе. Когда они покрывали всю поверхность, он сгребал их к середине стола. Он ворошил, перемешивал и вновь раскладывал пестрые листы. Он придумывал связи и изменял их, обозрев картину в целом. И повторял перетасовку до тех пор, пока не избавился от ясности, внушенной Бубу.

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 35
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?