Тим пошевелился и вздохнул — он уже порядком устал, и просветительские усилия Хозяина пропадали втуне: Тим не понял и половины из рассказанного. И как это должно было пролить свет на природу возникшего в комнате света — Тим тоже не понял. А Руша Хем продолжал:

— Но Порядок Вещей усложнялся с каждым делением, и количество Законов Природы росло так же. И однажды стало так, что появилась Смерть. И своим появлением Смерть породила Рождение. Каждый новорожденный человек уже не был всемогущим и всеведущим в той же мере, что все остальные люди-боги, поскольку Весы Судьбы при рождении отмеривали ему его силу в меру дел его в предыдущей жизни. Некоторые новорожденные оказывались сильнее, некоторые — слабее. И оказалось, что меру божественного в человеке — волю — можно развить. Одним удавалось ее развить больше, другим меньше. И однажды воля одного человека оказалась сильнее совокупной воли связанных с ним других людей. И это был первый волин.

— Так, — сказал Тим, заволновавшись, — а скажи… если смотреть снаружи, окно этой комнаты светится?

Руша Хем покивал:

— Ты понял. Нет, не светится. Я могу сделать, чтобы оно светилось для всех, кто есть в этой долине, но тогда мне потребуется вложить в этот свет чуть больше воли.

— Я понял. Я хочу учиться на волина.

— Я так и думал. — Руша Хем встал. — А теперь слушай. Ты больше никогда не будешь плакать. Также ты больше не будешь выражать свои эмоции и чувства чем-либо, кроме слов, и только тогда, когда это тебе будет разрешено.

— Что, даже улыбаться нельзя? — Тим улыбнулся.

— Об этом можешь не беспокоиться. Поверь мне, у тебя не будет поводов улыбаться.

— Но… я сам видел… слуги, которые меня несли… они смеялись…

— Они — Исполняющие, — ответил Руша Хем. — Какое мне дело до их слез и смеха, пока они делают свою работу? Но ты не понял. Тебе тоже можно будет выражать эмоции, но только когда ты научишься полностью их контролировать. Как ты собираешься стать волином и диктовать свою волю миру, когда ты самого себя обуздать не можешь?

— Понятно, — буркнул Тим, опуская голову.

— Ты все еще не понял. — В голосе Хозяина зазвучали металлические нотки. — Повтори это еще раз, убрав эмоции с лица и из голоса. Пока я оставляю твой ответ без наказания, но уже с завтрашнего утра советую тебе тщательнее контролировать себя, если хочешь избежать боли.

Тим вздохнул, поднял голову и попытался сделать бесстрастное лицо:

— Я понял!

— Еще раз.

— Я понял.

Руша Хем смерил Тима взглядом и сказал:

— Пока сойдет. Если у тебя есть еще вопросы, задавай сейчас.

Тиму очень хотелось спросить: «Обязательно ли бить людей, когда их учишь?» — но он воздержался. Он догадывался, что с тем же успехом может задать этот вопрос морю, горе или небу.

— Как далеко отсюда мой мир?

— Смотря как идти. Короткий путь короче одного шага, длинным же путем ты можешь идти всю жизнь, но не приблизиться и на одну тысячную его.

Тим вздохнул. Задумался.

— Кто сильнее — маг или волин?

— Глупый вопрос. Запомни: сильнее волина может быть только другой волин. Ибо первое и основное, во что любой волин вкладывает свою волю, — это вера в то, что он будет жить долго, свободно и богато.

— Сколько времени учатся на волина?

— Всю жизнь. Все, разговор окончен. Отдыхай, завтра тебе понадобятся силы. Каждый последующий день — тоже.

И Руша Хем вышел из комнаты. Свет погас. Тим вздохнул и поерзал, устраиваясь поудобнее. Он не без удивления отметил, что от жуткой боли недавнего наказания остались одни воспоминания — ничего не болело, только тонкие иголочки покалывали отлежанную руку. Тим снова вздохнул и закрыл глаза. Он опасался, что долго не сможет заснуть от дневных треволнений, и уже готовился считать барашков, но сон навалился на него почти мгновенно.

Проснулся он резко, толчком. Только что спал — и вдруг уже просто лежит с закрытыми глазами, и спать совершенно не хочется. И вчерашний день помнится так хорошо, что никакого вопроса не вызывают твердые доски под лопатками вместо мягкого матраса. Тим пошевелил лопатками и поморщился. Вчера он так и заснул, не раздевшись, поэтому теперь чувствовал себя слегка помятым. И еще — жутко хотелось пить.

Он полежал минут десять, оттягивая неизбежный момент, когда придется вставать, куда-то идти и что-то делать. Неожиданно порадовала довольно глупая в его текущем положении мысль, что в школу-то, земную, с Елы-Палы, с контрольными по химии и прочим тягостным грузом, ему сегодня попасть не светит. Как, наверное, и завтра, и послезавтра, а главное — по совершенно уважительной причине. И это было неплохо. Грызли, правда, неприятные предчувствия, что земная школа по сравнению с местной может оказаться не таким уж и плохим местом.

Мимо ничем не закрытого дверного проема периодически кто-то проходил быстрым шагом. Тим усиленно притворялся спящим, но жажда в конце концов пересилила, вдобавок к ней добавилось еще одно — противоположное — ощущение. Тим вздохнул, сел и огляделся. Слабый серый свет раннего утра свободно проникал через окно и освещал скудную обстановку комнаты. Кроме топчана, на котором сидел Тим, в комнате было всего два предмета: маленький узкий столик, стоящий вплотную к стене, и широкий низкий сосуд непонятного назначения — не то горшок, не то ведро. «Может, — подумал Тим, — это, типа, местный унитаз?» Послышались шаги — по коридору кто-то шел. Тим вздрогнул и напрягся, выжидательно глядя в проем, но проходящий даже голову не повернул в его сторону.

Тим пожал плечами, встал, подошел к сосуду и критически его осмотрел. Для ночного горшка, однако, он был слишком чистым и совсем ничем не пах. Тим представил себе последствия своей возможной ошибки, поежился и вышел в коридор — искать туалет. Уже снаружи заметил спешащего по коридору человека и остановился, ожидая. При более подробном рассмотрении тот оказался подростком, примерно тех же лет, что и сам Тим. Приблизившись, пацан с плохо скрываемым любопытством мазнул по Тиму взглядом, замедлил шаг, но останавливаться, похоже, не собирался. Тим решил начать разговор сам.

— Э-э-э, — сказал он, подумав, но так и не обнаружив в языке ничего похожего на «привет», — как дела?

— Что? — Пацан, уже собиравшийся пройти мимо, удивился так, что споткнулся и чуть равновесие не потерял. — Какие дела?

— Это я просто спросил, — сказал Тим, пожимая плечами, — чтобы разговор начать. Как тебя зовут?

— Арам, — сказал пацан, хлопая глазами. — Зачем тебе мое имя?

— А скажи мне, Арам, — спросил Тим проникновенным тоном, — где я могу воды попить и… облегчиться?

Арам икнул и попятился. Тим вздохнул. Вот дикие люди.

— Я здесь недавно, понимаешь? И не знаю, где тут что и как положено.