собой и бросила на дно ванной прежде, чем я успел сказать хоть слово. Когда только успел батарею поставить?

— Вова! Да подожди ты, дай нам поговорить!

— Отвали, карга старая, не до тебя!

— Сергей, скажи правду! Что произошло? Вы опять туда спускались? Зачем?

Полина осыпала вопросами, пока Вова поливал меня из душа. Ледяная вода заливала глаза и нос, бывший ликвидатор не церемонился.

— Раздевайся, — бросил он, когда напор ослаб, а трубы загудели, извещая о конце дневного лимита. — Полностью.

— Сергей! Ответь мне.

— Тебя хорошо слышно, Полина! — крикнул я, отплевавшись. — Обещаю, что все расскажу. Чуть позже, пожалуйста.

В следующую секунду Вова навис надо мной с банкой хлорки.

— Нет!

— Да.

Я успел закрыть глаза прежде, чем тельняшка щедро посыпал порошком одежду и всего меня.

— Сука ты!

— Сиди, не рыпайся. Сейчас еще воды принесу.

От холода трясло так, что вот-вот, казалось, раскрошатся зубы, а моя кожа грозила превратиться в один большой ожог уже через несколько минут. Но это хоть как-то позволяло отвлечься от картин, мелькающих перед глазами.

«Дядя Сергей, можно с вами?»

Дима был прав. Мы виноваты. Я виноват. И не отмыться ни водой, ни хлоркой. Стоило только представить, куда такие мысли могут завести моего брата, оставшегося взаперти наедине с трупами, и сразу хотелось разбить голову о кафель.

Вова вернулся с наполненным тазиком.

— На, — протянул мне губку. — Вылазь и отмывайся. Придурок.

Даже отмытое от хлорки тело продолжало невыносимо ею вонять. Я едва успел завернуться в колючее полотенце, как из прихожей послышался стук.

— Пустите меня. Сергей, пусти! — Димин голос за дверью.

Я выскочил из ванной как раз вовремя, чтобы оттянуть Полину от двери.

— Что ты делаешь? — Женщина больно вцепилась ногтями мне в руку.

— Это не он.

— Пусти!

— Полина, послушай…

— Мама, мамочка! Пожалуйста. Открой дверь! — оно кричало. — Мне очень плохо, мама!

— Да пусти же ты!

Кровь текла по моим рукам, смешиваясь со слезами. Полина брыкалась, кусалась и царапалась, как загнанный в угол ликвидатор. Я с трудом удерживал женщину.

— Тетя, послушай меня, послушай меня… — мне удалось прижаться губами к ее уху.

— Убери руки! Сергей, пожалуйста, я должна…

— Брат, помоги!

— …поверь мне, я прошу тебя поверить мне, Полина. Это не Дима! — я тоже орал, не думая о ее барабанных перепонках.

Она извернулась и влепила мне пощечину, отчего мир вокруг на мгновение утратил четкость.

— Там мой сын! — впервые эти глаза смотрели на меня с такой яростью.

Я потер пылающее лицо, в левом ухе звенел колокольчик.

— Нет, Полина. Если откроешь, мы все умрем.

— Кто тронет гермозатвор, руку сломаю. — Вова спокойно наблюдал за нашей потасовкой, прислонившись к двери. В зубах торчала сигарета. — Подумай башкой своей, старая. Там Самосбор! Знаешь, что это значит, или кукуха потекла окончательно? Там невозможно выжить. Не-воз-можно! Не знаю, что за хрень сюда просится, но это точно не твой пацан.

— Будьте вы прокляты… все вы прокляты… — Полина слабела в моих руках, медленно оседая на пол.

Я воспользовался моментом, когда голос из коридора перестал нас звать, и отнес тетю в комнату. Она дрожала в моих руках, захлебываясь рыданиями. Возможно, нужно было все рассказать тогда. Возможно, найти слова и успокоить. Возможно. Но сил ни на что не осталось.

— Насколько хреново? — Вова ждал на пороге нашей комнаты. Я сразу понял, о чем он.

— Очень хреново.

Тельняшка кивнул.

— Сбрасывай полотенце свое. Да не мнись ты, как девка, щупать не буду. Осмотреть тебя надо.

Я послушно поднял руки и покрутился вокруг своей оси, пока Вова всматривался единственным глазом в покрасневшую от хлора кожу.

— А это что?

Коричневое скользкое пятно на тыльной стороне ладони, чуть ниже костяшек. Видимо, въелась слизь.

— Да завтрашнего вечера дожить хочешь? — Вова посмотрел на меня и, оставшись без ответа, добавил. — А я хочу. Двигай.

И снова потянул за собой, в этот раз на кухню.

— Садись.

Тельняшка плеснул в стакан мутной жидкости из грязной бутылки, выпил, занюхивая смазкой с протеза. Подумал и налил мне.

— Не буду.

— Ну как знаешь, — крякнул он и закинул в себя вторую порцию. Достал один из кухонных ножей и проверил «живым» пальцем острие.

— Сгодится.

Мне уже было все равно, пускай режет, рвет, кромсает, пустит сюда Самосбор или сдаст чекистам. Плевать.

— Будет больно, малой.

— Не больнее, чем ей, — я кивнул в сторону комнату, откуда еще доносились редкие всхлипы.

— Ага.

Вова снова закурил. Его протез сжал мое запястье крепче пассатижей.

— Ты полотенце-то закуси. Закуси, тебе говорю!

Кромка ножа коснулась кожи.

— Готов?

— М-м.

— Да я из вежливости спросил. Только постарайся не обоссаться.

И я честно старался.

* * *

Горечь дыма позволяет отвлечься от голода на какое-то время. Я жадно делаю вторую затяжку и устраиваюсь на подоконнике удобнее. За окном по-прежнему ничего нет. Вряд ли так было всегда, но теперь это не важно.

…Самосбор длился чуть больше девяти часов. Еще около часа потребовалось ликвидаторам, чтобы зачистить этажи от последствий. Как только нам разрешили выходить, я первым делом бросился в квартиру напротив. И никого там не нашел. Даже тела пропали.

Ликвидаторов удалось догнать лишь на лестничной площадке.

— Проходи, не задерживайся! — бросил один, глядя круглыми стеклами противогаза.

Попытки расспросов закончились ударом приклада по ребрам. Могли и застрелить. Звонить тоже оказалось некуда. Где искать Диму, среди мертвых или живых, никто не знал.

Пока мы сидели взаперти, Полине удалось на какое-то время прийти в себя. Она даже извинилась и сделала вид, что поверила в мою историю. Конечно же, я все ей рассказал. Не стал уточнять лишь про Славика.

Но после того как Дима не обнаружился у соседей, в глаза тети вернулось подозрение. Она металась по квартире и заламывала руки, крутила дрожащими пальцами самокрутки и выпила все свои настройки. Затем пошла по этажам, стучась к соседям и спрашивая, не видел ли кто-нибудь ее сына.

А через два дня Дима вернулся. Спокойный и сосредоточенный, в новой одежде и даже с новой стрижкой.

— И опять я угадал с тем, где тебя искать.

Он присел на подоконнике рядом. Мне хотелось двинуть брата в челюсть — за эту тень улыбки, за последние два дня. Я лишь продолжал смотреть в окно, принимая правила игры: будто все хорошо.

— Ты к матери заходил? Она там с ума сходит. — Мой тон остался ровным, но рука едва заметно дрогнула, протягивая брату сигарету.

— Нет, но обязательно зайду попрощаться. Сначала хотел поговорить с тобой.

— Попрощаться?

Дима достал из нагрудного кармана сложенные в несколько раз документы и протянул мне. Я бегло скользил