— Пугающе странно, верно? — Ханна, скрестив руки на груди, продолжала: — Вот они, первоистоки. Первооснова всего сущего. Древнейший и, возьму на себя смелость утверждать, самый совершенный предмет искусства, обнаруженный на территории Сахары. Все рассмотренные нами эпохи — регресс в сравнении с этой работой. Можно даже подумать, что за последующие тысячелетия творцы настенных рисунков утратили часть мастерства. Эта же скульптура излучает силу, она полна жизни. И хотя поверхность ее тронута эрозией, она по-прежнему волнует, будоражит воображение.

Ирэн кивнула:

— Вполне понимаю тебя. И у меня мурашки по спине бегут, стоит лишь присмотреться к ней. Она живая. Как ты считаешь, что она может изображать?

Ханна покачала головой:

— Понятия не имею. Возможно, это на самом деле божество. Мне известно лишь, что древний человек особо почитал ее. И образ этого существа проходит через все последующие периоды. Оно воспроизводилось в периоды и охотников, и круглоголовых, мы обнаруживаем его и у живописцев скотоводческого периода, и позже, в период Верблюда. Оно доходит и до античных времен, вот почему я взяла на себя риск назвать его Медузой.

Патрик Флэннери задумчиво провел пальцем по каменному цоколю.

— Примечательно. Я участвовал в создании документального сериала о Египте. В Фивах мне пришлось видеть похожую фигуру. Если не ошибаюсь, она была изображена на нескольких обелисках.

— Нет нужды забираться так далеко, — вмешался Крис. — Вы слышали такое название Лептис-Магна? Говорит оно вам что-нибудь? Это древнеримский порт, восточнее Триполи, примерно в семистах километрах отсюда. Город был основан финикийцами около тысячи лет до Рождества Христова. В период расцвета считался одним из богатейших городов Средиземноморья. А теперь угадайте, какими именно изображениями он был знаменит?

Ирэн выжидающе посмотрела на него:

— Медузами?

— Именно. В 1921 году Лептис-Магна откопали из-под метровой толщи песка, а в 1951 году отстроили заново. И мы повсюду находим там изображения Медуз. Их сотни. Весь форум окаймлен ими.

Крис не упомянул, что восстановлением город этот обязан отцу Нормана Стромберга.

— Медуза представляет собой один из самых древних мистических образов. Первоначально она символизировала водную стихию. Позже древние греки стали причислять ее к божествам и полубожествам. У них она фигурировала под названием Горгона. Три сестры, вид которых внушал такой ужас, что человек, взглянувший на них, тут же обращался в камень. Но Медуза была смертным созданием, как помнится, Персей отрубил ей голову.

— Да, невеселые тогда были времена для чудищ, — усмехнулась Ханна. — Но случайность это или нет, ты упомянул одну любопытную деталь, именно она позволит нам продвинуться дальше. Я имею в виду, что Медуза некогда олицетворяла водную стихию.

— Верно, верно. Возьми, к примеру, исполинское подземное водохранилище Стамбула. Доступ к этому гигантскому резервуару охраняет голова Медузы. Во многих культурах реки нередко символизируют и змеи.

— И в самом деле удивительно. Но здесь есть и еще кое-что, достойное внимания. Присмотритесь к цоколю, и вы заметите, что он испещрен тонкими линиями. Мне они представляются буквами. Я попыталась было расшифровать их, но кое-где они выветрились настолько, что разобрать их уже невозможно. Вот здесь мне удалось кое-что понять.

Ханна присела на корточки перед каменной колонной и стала водить пальцами по выгравированным на камне значкам.

Стоявший рядом Крис разглядел, что все пространство под скульптурным изображением покрыто причудливым узором. То, что он вначале принял за естественную структуру скалистой породы, было тончайшим позументом из замысловатой формы значков, чрезвычайно трудноразличимых. Он видел волнообразно изгибавшиеся линии, фигурки человечков. Казалось, они плавали в воде.

— Вода! — Крис полез в карман жилета, вытащил оттуда фонарик. Присев рядом с Ханной он высветил надписи.

— Смотрите! — ахнула Ханна. — Это же иероглифы!

— Ничего подобного, — возразил Альберт Бек. Его худощавая физиономия показалась из-за плеча Криса. — Я немного разбираюсь в древнеегипетских иероглифах, но перед нами не они. Это что-то еще. Возможно, предшественники египетского иероглифического письма, хотя с определенностью утверждать не берусь. Во всяком случае, с ними у них мало сходства. Иероглифы подразделяются на фонетические значки, на словесные и на значки толкования. Такой классификации здесь не наблюдается, Вероятно, речь идет о языке зрительных образов. Вот только прочесть их я не могу. — Альберт Бек выпрямился. — Может, нам и вовсе не суждено расшифровать их, но, как ни крути, этот камешек — самая настоящая сенсация.

Крис был согласен с ним по всем пунктам. Только в отличие от Альберта он мог кое-что расшифровать. И увиденное здесь повергло его в страшное волнение.

— Ирэн! Куда ты запропастилась? Нужно снимать, освещение вот-вот исчезнет.

Голос Малкольма, отражаясь эхом от скал, смешался с гулом генератора, хоть тот и стоял вдалеке.

Главный оператор дотошно водил экспонометром над поверхностью скалы.

— Патрик, двигани-ка юпитер чуть дальше влево. Там нужно света побольше. Ирэн, хватит прихорашиваться, времени нет. Так что шевели задницей.

Ирэн и вправду пудрила нос.

— Ладно-ладно. Нечего истерику закатывать из-за пары минут. Что не успеем сегодня, завтра доделаем, в конце концов. Освещение здесь каждый день одно и то же.

— Дело не в освещении, а в графике. Каждый потраченный впустую день стоит десять тысяч долларов. А я, согласно контракту, не имею права превысить бюджет.

Ирэн наградила Малкольма очаровательной улыбкой.

— Ну неужели лучше, чтобы мой нос блестел, словно смазанный жиром? Взгляни на меня и скажи: что важнее — бюджет или какова я перед зрителями?

— Хорошо-хорошо. Только умоляю, не тяни.

Ханна около получаса находилась на съемочной площадке и с огромным любопытством наблюдала за приготовлениями к съемке. Группа уже два дня как прибыла, а только сегодня собрались что-то снять. Ханне еще не приходилось участвовать в съемках, все было в новинку, все восхищало. Малкольм, Патрик и Альберт еще засветло стали громоздить камеры, софиты и микрофоны в нужном месте, чтобы заснять несколько кадров скал, покрытых рисунками периода круглоголовых. Ханна во все глаза смотрела на оборудование — сколько же, оказывается, надо всего, чтобы отснять пару кадров! Патрик, приладив в указанном месте софит, вразвалочку подошел к ней:

— Интересно небось?

— Еще как, — призналась Ханна. — Я ни разу в жизни не видела, как снимают кино. И разумеется, никогда не стояла перед камерой. Наверняка буду как статуя.

— Брось ты! Все это детские игры. А что до мандража, поверь, от него лекарства нет. Взять хотя бы Ирэн. Уж на что она человек искушенный — десять лет этим занимается, — но всегда появляется только в последнюю минуту. А почему, как думаешь? Да потому, что сама не своя каждый раз перед тем, как в объектив заглянуть.