Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перт 6000-0030016
Австралия
Адресат: Похоронное бюро Ван Чей
132 Ли-Тунь-стрит
Ван Чей 1135-0940132
Нью-Гонконг
Совпадение на основе пяти черепных измерений может быть случайным. Оно может быть и намеренной дезинформацией. Почему похитители не изменили рентгеновские снимки, чтобы не оставить даже малейшей лазейки для правды?
Я смотрю, в какое время был сделан этот дамп памяти. 12:53. Груз был на рентгене всего две-три минуты назад, поэтому изменять данные было еще слишком рискованно – таможенник мог как раз в этот момент просматривать снимок. Десятью минутами позже в компьютере не осталось бы уже никаких следов Лауры Эндрюс.
Я качаю головой – все это очень подозрительно, такое везение случается крайне редко.
«Карен» наклоняется через мое плечо и говорит:
– А иначе это не было бы везением, тупица. Ну-ка собирайся, живо.
* * *
Нью-Гонконг был основан первого января 2029 года. За восемнадцать месяцев до этого, в тридцатую годовщину включения Гонконга в состав Китайской Народной Республики, состоялись массовые демонстрации против приостановки действия Основного Закона. Демонстрации были жестоко разогнаны, прошла волна репрессий против диссидентов. Сразу же началась массовая нелегальная эмиграция. В тех странах, куда удавалось попасть эмигрантам, их, как правило, ждала безрадостная перспектива провести полжизни за колючей проволокой в убогом лагере для беженцев. И только одна страна, Конфедерация племен Арнемленда, отнеслась к ним иначе. Беженцам выделили территорию в две тысячи квадратных километров на полуострове в северной Австралии, покрытую зарослями мангровых деревьев, – на этот раз не в аренду на девяносто девять лет, а навечно, но с условием активного освоения территории своими силами.
Арнемленд, где остатки полудюжины аборигенных австралийских племен пытались возродить свою почти утраченную культуру, сам получил независимость лишь в 2026 году. В Австралии сразу же начались разговоры об отмене программ помощи, которые только и удерживали новое государство на плаву. Отчасти эти разговоры были реакцией на угрозы Китая ввести торговые санкции, но в основном за ними стояла чисто детская обида на то, что нация беженцев посмела отнестись к идее новой автономии серьезно. (Вершиной государственной мудрости самого австралийского правительства в этом вопросе стал план, по которому шестьдесят тысяч беженцев должны были разместиться в бывшей колонии прокаженных на северо-западном побережье, с тем чтобы впоследствии в течение многих десятилетий расселяться по другим странам с «политически приемлемой скоростью».) В конце концов программы помощи были сохранены, но проект в целом усиленно высмеивался австралийскими средствами массовой информации и прикормленными ими экономистами. Его называли не иначе как «сдача нации в поднаем» и предсказывали социальную и экономическую катастрофу.
Международные инвесторы придерживались иного мнения – в регион потекли деньги. Это была не гуманитарная помощь, а прямое следствие экономической ситуации в мире. Корейцы, например, были больше других озабочены тем, во что вложить свои избыточные капиталы. Проект создания на пустом месте инфраструктуры города-государства на первый взгляд мог внушить ужас, но это было обманчивое впечатление – ведь поблизости были бурно развивающиеся индустриальные центры Юго-Восточной Азии с их научно-техническим потенциалом и незагруженными производственными мощностями. Новейшие строительные технологии заработали на полную мощность, и через семь лет центральная часть города была создана и заселена. Как раз вовремя – в 2036 году КНР вторглась на Тайвань, откуда хлынула новая волна беженцев.
В последующие десятилетия в Пекине один за другим следовали циклы политических и экономических реформ, и в результате каждого из этих циклов страну покидали все новые волны эмигрантов, состоявшие из разочарованных представителей квалифицированного среднего класса. Было только одно место, куда они могли уехать. В то время как Китай все более обессилевал и замыкался в изоляции, Нью-Гонконг процветал, и к 2056 году обогнал Австралию по ВНП.
* * *
Самолет, летящий вдвое быстрее звука, преодолевает три тысячи километров за час с небольшим. Я сижу далеко от окна, но, переключив свой развлекательный экран на внешний обзор, могу наблюдать, как внизу проносится пустыня. Я снимаю наушники, чтобы отделаться от назойливого комментария, но отключить титры на экране не удается. Тогда я сдаюсь и заказываю «Боссу» сон до момента посадки.
Когда самолет касается полосы, по ней текут потоки муссонного дождя, но через пять минут я выхожу из аэропорта навстречу ослепительному солнцу и влажной жаре. После искусственной двадцатиградусной прохлады горячий влажный воздух словно облепляет лицо.
К северу, между небоскребами, виднеются портовые краны, на востоке голубым пятном – залив Карпентария. Вход в метро совсем рядом, но раз дождь кончился, я решаю пройтись до отеля пешком. Я первый раз в НГ, но в голове у меня «Дежа Вю» («Лики мира», 750 долларов) с новейшей картой улиц и информационным блоком.
Глянцево-черные башни, построенные в период основания города, перемежаются со зданиями в современном стиле: фасады, украшенные фальшивым золотом и самоцветами, резные фрактальные рельефы с множеством разномасштабных узоров. На крыше каждого здания гигантская эмблема какой-нибудь крупной финансовой или информационной компании. Мне всегда казалось абсурдным, что деньги или информация лучше чувствуют себя под одним флагом, чем под другим, но законы меняются медленно, и здешние либеральные порядки побудили сотни транснациональных корпораций перевести свои штаб-квартиры под юрисдикцию НГ – но лишь в ожидании того дня, когда они смогут существовать бестелесно, в виде потоков не облагаемых налогами данных, мечущихся между орбитальными суперкомпьютерами.
С улицы башни почти не видны, скрытые порослью мелких магазинов. В воздухе полно ярких голограмм, на бай-гуа и английском зазывающих войти в какую-нибудь обозначенную пунктиром сверкающих стрелок крошечную дверь, которую иначе очень трудно было бы заметить. Процессоры, нейронные моды, развлекательные кассеты продаются рядом с завалами дешевой бижутерии, приготовляемой тут же едой и нанотехнической косметикой.
Публика на улицах выглядит преуспевающей – служащие, торговцы, студенты, множество туристов очень приличного вида. Большинство туристов с севера не хотят забираться южнее двадцати градусов от экватора – им нужен зимний загар, а не меланома. Химикаты, разрушающие озон, исчезли уже десятки лет назад, но стратосферные повреждения еще не затянулись, и каждую весну над Антарктикой расплывается «дыра», переворачивающая с ног на голову факторы риска – солнечный свет становится куда опаснее в южной умеренной зоне, чем в тропиках. Так что мне придется расстаться со своим провинциальным предубеждением жителя ультрафиолетового пояса против людей с белой кожей и не видеть в каждом из них религиозного фанатика или помешанного борца за чистоту генов. Немногие из тех, кто родился здесь или в старом Гонконге, нарастили себе защитный меланиновый слой, но чернокожих «южан» – родившихся в Австралии иммигрантов – все-таки много как европейской, так и азиатской внешности, поэтому я не выгляжу здесь подозрительным иностранцем.