Но вот я снова возвращаюсь к внутреннему и внешнему человеку. Я вижу лилии в поле, и их светлое сияние, и их цвет, и их листья. Но их запаха я не вижу. Почему? Потому что их запах во мне. Как и то, что я говорю, во мне, и я выговариваю это из себя наружу. Мой внешний человек воспринимает создания как создания. Но мой внутренний человек воспринимает их не как создания, а как дары Божии. Внутреннейший же мой человек принимает их даже не как дары Божии, но как извечно свое! Ибо даже Бог становится и преходит.

Становится Бог там, где все создания высказывают Его. Когда я был еще в основании, в глубине Божества, в течении и в источнике его, никто не спрашивал меня, куда я стремлюсь или что я делаю: там не было никого, кто бы мог меня спросить. Лишь когда я изошел, все создания возвестили мне Бога. Если бы меня спросили: брат Экхарт, когда вы вышли из дому? Я был сию минуту в нем. О Боге вещают все создания. Но почему они не говорят о Божестве?

Все, что в Божестве, – едино, и о том говорить нельзя. Бог действует так или иначе, Божество же не действует. Нет для него действия, и никогда не обратилось оно к нему. Бог и Божество различаются как дело и недеяние. Когда я возвращаюсь в Бога, я ничего не создаю из себя; и устье мое прекраснее моего истока. Ибо вот я, единый, возношу все создания из их разума в мой, дабы и они стали во мне единством.

И когда я возвращаюсь в глубину и основание Божества, в течение и источник его, никто не спрашивает меня, откуда я и где я был. Никто не ощутил моего отсутствия. И это значит: Бог преходит.

Благо тому, кто понял эту проповедь! Если бы здесь не было ни одного человека, я должен был бы произнести ее этой церковной кружке.

Найдутся жалкие люди, которые вернутся домой и скажут: я сяду на свое место, буду есть свой хлеб и служить Богу. Я говорю: воистину эти люди должны оставаться в заблуждении, и они никогда не смогут достичь того, что дается другим, которые следуют за Богом в Его нищете и обнаженности! Аминь.

Один учитель говорит: «О, щедрый Бог, как хорошо мне будет, если моя любовь принесет тебе плоды!»

Господь говорит каждой любящей душе: Я был ради вас человеком, если вы не станете ради Меня богами, то будете ко Мне несправедливы. Моей Божественной Природой обитал Я в вашей человеческой природе, так что никто не знал Моей божественной власти и Меня видели странствующим, как всякого другого человека. Так и вы должны скрыть вашу человеческую природу в Моей Божественной Природе, дабы никто не узнал в вас вашей человеческой слабости и ваша жизнь стала бы божественной настолько, что не признавали бы в вас ничего, кроме Бога.

А это не произойдет, если мы станем говорить сладкие слова и совершать духовные ужимки и пребудем в духе святости. Это не произойдет, если слава о нас разнесется далеко и мы будем любимы, как друзья Божии, или если мы будем так избалованы Богом и изнежены, что нам покажется, будто Бог забыл все создания, кроме нас одних, и мы вообразим себе, что все, чего мы ни пожелаем, сейчас же случится. Нет, это не так! Не этого требует от нас Бог. Нет, не так это!

Он хочет, чтобы мы оставались свободными; чтобы нас не трогало, если, с целью лишить нас доброго имени, о нас говорят, будто мы лживые и неправдивые люди и тому подобное; и не только если о нас дурно говорят, но и дурно против нас поступают и отнимают у нас поддержку, в которой мы нуждаемся из-за наших жизненных потребностей, и вредят нам не только в вещах божественных, но вредят и нашему телу, так что мы заболеваем или подвергаемся тяжелому телесному страданию. И не должно нас трогать, если, когда мы желаем во всех наших делах лучшего, что только можно вообразить, люди будут обращать это в самое дурное, что только они могут придумать; и если мы будем терпеть это не только от людей, но и от Бога, когда Он отнимает у нас утешение Своего присутствия и как бы воздвигает стену между Собой и нами, и, когда мы прибегаем к Нему в наших скорбях за утешением и помощью, Он словно бы закрывает глаза и не желает ни видеть, ни слышать нас и оставляет нас одних в нужде и борьбе, как был оставлен однажды Своим Отцом Христос. Вот тогда-то и должны мы укрываться в Его Божественной Природе и в нашей неутешности стоять непоколебимо на том, чтобы не помогать себе ничем другим, кроме слов: «Отче, да будет воля Твоя надо мной».

Бог – это существо, которое можно лучше всего познать через «ничто». Спросят: «Как через „ничто“?» Отвечу: отказываясь от всяких средств, и не только отказываясь от мира и приобретая добродетель, но и добродетель я должен оставить, если хочу познать Бога без всяких посредников. Не то чтобы я должен был отказаться от добродетели, но добродетель должна, по существу своему, обитать во мне, я же должен стать выше добродетели. Когда человеческая мысль не причастна больше никакой вещи, она впервые касается Бога.

Один языческий мудрец говорит, что природа не имеет власти над природой. Поэтому Бог не может быть познан никакой тварью. Если же Он должен быть познан, то только в свете, который выше природы.

Мудрецы спрашивают: отчего так происходит, что Бог, поднимая душу превыше ее самой и превыше всякой твари и возвращая ее к Себе, не поднимает ввысь и тело, чтобы оно не нуждалось ни в чем земном?

Один учитель, кажется св. Августин, отвечает на это, говоря: «Когда душа достигает соединения с Богом, только тогда впервые тело обретает то совершенство, при котором оно может наслаждаться всеми вещами во славу Божию. Ибо ради человека проистекли все создания, и то, чем разумно может наслаждаться тело, не есть падение для души, но возвышение ее достоинства. Ибо тварь не может найти более благородного пути, чтобы вернуться к своему источнику, чем верного человека, который позволяет своей душе на миг поднять его до воссоединения с Богом».

Ибо нет тогда преграды между Богом и душою; и поскольку душа следует за Богом в пустыню Божества, постольку тело следует за возлюбленным Христом в пустыню добровольной бедности; и как душа соединена с Божеством, так соединено тело с действием истинной добродетели во Христе. И Отец небесный может сказать: «Это Сын Мой возлюбленный, в котором к Себе Мое благоволение», ибо Бог не только в душе родил Своего Единородного Сына, но и душу саму родил Своему Единородному Сыну.

Воистину из самой глубины сердца! Какое страдание может быть для тебя слишком горьким и жестоким, человек, если ты видишь, что Тот, который был в образе Бога, в свете Своей вечности, в сиянии святых и который был рожден прежде луча и всякого естества Божия, приходит в тюрьму и в тиски твоей загрязненной природы, которая настолько нечиста, что все вещи, какими бы чистыми они ни приближались к ней, становятся в ней нечистыми и зловонными, – и все же Он захотел ради тебя погрузиться в нее?

Существует ли что-нибудь, что не сладко было бы тебе претерпеть, если ты перечтешь все горести твоего Господа и Бога и вспомнишь все горе и позор, упавшие на Него?

Какой позор и поругание терпел Он от князей, и рыцарей, и злых рабов, и от тех, что проходили взад и вперед по дороге перед крестом?

Поистине сколь велико Его великое, невинное милосердие и Его подлинная любовь, которая нигде не являлась мне с такой совершенной подлинностью, как здесь, где сила любви вырвалась из Его сердца!