— Эти олени никак не смогут довезти нас до дому, — сказала жена учителя. — Особенно в южных частях страны, когда снега станет меньше.

— Наверное, ты права, — сказал учитель. — Но деньги оставь себе, — добавил он, обращаясь к оленю.

— Дорогой, ты устал. Всю ночь копал этот ход, — ласково сказала жена учителя.

Тут и мы заметили, что у учителя очень усталый вид. Он был весь в грязи и вытряхнул из карманов горсть песка. Копать землю — тяжёлая работа, особенно зимой, мёрзлую, особенно если из инструментов только ложка.

— Может, ляжешь поспать? — предложила жена учителя.

— Хорошая идея, — согласился учитель, лёг на ближайшие сани и накрылся одеялом.

— Я имела в виду, в своей постели, — заметила жена учителя, но было поздно: учитель уже заснул.

Нам очень понравилось кататься. Каждый сел на своего оленя, и все они послушно побежали за вожаком — тем самым, в санях у которого спал учитель. Цепочка оленей пересекла заснеженную сопку, спустилась по узкому ущелью в долину, позвякивая, миновала озерцо и пришла к стойбищу.

Олени остановились возле большой индейской хижины. Точнее, она очень походила на индейскую, но была сделана из дерева. От её верхушки тянулся дым.

— За границей всё совсем по-другому, — вздохнул Пат. — Ну, кроме оленей.

Учитель проснулся, когда две собаки принялись лизать его в лицо. Он страшно обрадовался, потому что это оказались его старые знакомые из самолёта. Собаки тоже обрадовались.

— Это ездовые собаки, — сказал погонщик оленей, тот самый, с которым учитель разговаривал во дворе.

— Прекрасно, — сказал учитель.

— Нет, — сказала жена учителя. — Эти две собачки никак не утащат двоих взрослых и двадцатерых детей. И даже двоих взрослых. Они ещё щенки. — Жена учителя взяла его за руку.

— Но можно ведь попробовать? Они довольно крупные щенки, — заспорил было учитель, но жена потащила его внутрь индейской хижины.

В хижине, которую хозяин называл чумом, нас накормили блинчиками с клубничным вареньем.

— Почти как в Финляндии, — заметил Пат.

Блинчики и правда были очень вкусными.

Мы задумались, часто ли они достаются гномам. Ради таких блинчиков можно, пожалуй, стерпеть небольшую бороду. И покрасить её в какой-нибудь весёлый цвет.

— Ты работаешь у Деда Мороза? — спросила Ханна погонщика.

— Нет, — ответил тот.

— А эти олени чьи, Деда Мороза? — спросила Тина.

— Нет.

— А это хижина Деда Мороза? — спросила я.

— Это чум.

— А ты знаешь, что Дед Мороз держит нас в плену? — спросил Тукка.

— Нет.

— Ты знаешь, что я стану гномом? — спросил Сампа.

— Нет.

— Ты знаешь, что у меня скоро вырастет борода? — спросила Ханна.

— Нет.

— Ты знаешь, что мне придётся водить хороводы с девчонками? — спросил Сампа.

— Нет.

— Ты знаешь, что я расквашу нос и тебе, и всем остальным, если мне придётся водить хороводы с девчонками? — спросил Злюк.

— Нет.

— Хоть ты ничего и не знаешь, а хорошо говоришь по-фински для иностранца, — похвалил Пат.

Этот погонщик был очень тихий человек. Казалось, что он всё время о чём-то думает. Мы удивились: о чём можно думать, если ничего не знаешь? И только когда мы снова оказались во дворе у Козломороза, он заговорил.

— Ты знаешь, что эти дети совсем сумасшедшие? — спросил он у учителя.

— Знаю, — сказал учитель. — А ты знаешь, что папа хочет уйти на пенсию и заставить меня продолжать его дело? — спросил у погонщика учитель.

— Знаю, — ответил тот.

— Но я хочу быть учителем. Это моё призвание, — объяснил учитель.

Погонщик покачал головой и пожал учителю руку на прощание. Мы видели, что он вложил в руку учителю купюру в двадцать евро.

— Ты уж держись, — сказал погонщик на прощание и уехал, всё так же покачивая головой.

После ужина мы расселись в избе по скамеечкам, а жена учителя мазала нам подбородки кремом. К вечеру они покраснели и стали шершавыми.

— Обветрились, — объяснила жена учителя, — от холода.

Мы, конечно, не поверили ни единому слову.

Учитель между тем пропал. Точнее, он не пропал, потому что мы-то все знали, куда он делся. Он делся в дыру под половицами.

У учителя появилась лопата. Он купил её на те двадцать евро, которые получил от погонщика. Во время ужина учитель тайком сбегал за озеро в магазин и контрабандой, в штанине, пронёс лопату в свою комнату. Мы это знали, потому что по дороге через избу его задержала хозяйка.

— Ты хромаешь, — сказала хозяйка учителю.

— Профессиональная болезнь, шахтёрский артроз, — отмахнулся учитель.

— На лыжах ходи почаще, все болезни пройдут, — вмешался в разговор Козломороз. — У меня в молодости так немели колени, что сапоги приходилось лёжа на спине надевать. А на лыжах расходились. Тысячу километров проехал на прямых коленях на Иванов день, стали мягкие, что твоя глина.

— На Иванов день не катаются на лыжах, — заметила Ханна.

— В том-то вся штука! Чудеса, а? — усмехнулся Козломороз.

— Да уймись уже со своими лыжами! — прикрикнула на него хозяйка.

— Я пошёл спать, — сообщил учитель, широко зевая.

— Прямо сейчас? Времени всего пять часов, — забеспокоилась хозяйка.

— Надышался свежим воздухом.

Когда учитель повернулся, чтобы уйти, мы все заметили лопату — штык её торчал у учителя из-за пояса.

— Как думаешь, нам пора волноваться? — спросила хозяйка у Козломороза. Она тоже заметила лопату.

— Вот ещё, — фыркнул Козломороз. — Пускай сперва бороду отрастит.

Учителя не видно было весь вечер, но мы знали, что работа движется. Мы поняли это по куче песка под окном комнаты учителя и его жены. Куча неуклонно росла.

— У нас были воры! — закричала Ханна.

И правда: из нашей избушки кто-то ночью украл шесть простыней.

— У нас были воры! — закричал и Сампа.

И правда: из избушки мальчишек ночью украли кровать и карниз для занавесок.

Мы задумались: что за безжалостный разбойник готов красть у будущих гномов кровати и простыни?

— Это враги Дедушки Козломороза, — решил Тукка.

— Или его конкуренты, — предположила Ханна.