Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, по правде сказать, мне было совсем не все равно. Не потому, что хотелось взглянуть, что там у них в коробке, нет. Это меня не так уж интересовало. Меня возмутило то, как ребята обошлись со мной.
Особенно обиделся я на Игоря: самый близкий друг — и что-то скрывает. И с кем? С Володькой Струком, с которым дружит всего несколько дней и то благодаря мне! Ведь это я их свел, пригласив обоих к себе на день рождения.
Нет, я не сердился, что Игорь подружился с Володькой. Ну, подружился и подружился, кто запретит? Володька хлопец нормальный. Учится хорошо, веселый, справедливый. За это ребята любят его и выбирают то звеньевым, то старостой класса. И спортом занимается. Никто в классе не умеет так выполнять разные упражнения на турнике, как он. С ним интересно дружить. Но ведь и старых друзей забывать нельзя!..
На всех уроках я сидел молча, хотя Игорь пытался заговорить со мной. И на переменках тоже избегал его. А Володька — тот сам обходил меня, видно почувствовал, что виноват, и ему было стыдно.
После уроков я долго бродил по днепровским склонам, думал: успокоюсь, забуду обиду. Но почему-то все равно не мог ни успокоиться, ни обиду забыть.
Когда возвращался под вечер домой, наткнулся на Сергея Потапенко, поливавшего из ведра кленочек. Видно, понял, почему мы с дядей Павлом смеялись, когда он хвастал своим деревцем. Теперь Сергей сам ухаживает за ним. И перестал сердиться на меня и дядю Павла.
— В кино был? — спросил Сергей, увидев у меня в руке портфель.
— Нет, ходил вдоль Днепра, голова что-то разболелась на уроках.
— Хочешь таблетку вынесу?
— Не надо, сама пройдет.
Сергей вылил под кленочек всю воду, поставил на землю ведро.
— Что, у тебя завтра праздник?
— Откуда ты знаешь?
— Игорь и Володька сказали, что ты пригласил их к себе на пирог.
— Да пригласил… — поморщился я. — Хочешь — приходи и ты. Только пирога не будет. Мама в командировке.
Мне захотелось рассказать Сергею про Игоря и Володьку, но я удержался. Еще подумает — раскис, нюни распустил… Поговорили о том, о сем, и я пошел домой.
В нашем дворе на асфальте были нарисованы мелом большие кривые классы. Перед чертой, как журавль, на одной ноге стояла Оксана с битой в руке. Увидев меня, закричала:
— Ага, а я что-то знаю!
— Ну и знай себе на здоровье! — отмахнулся от нее.
Но Оксана не унималась и продолжала, точно попугай, выкрикивать: «Ага!.. Ага!.. Ага!..» Однако что она знает, так и не сказала. И только когда я уже входил в подъезд, Оксана крикнула:
— А Игорь с Володькой… — и запнулась.
Меня ее слова точно прутом хлестнули.
Вернулся, подошел к ней и угрожающе спросил:
— Что Игорь с Володькой?
Но Оксана, сморщив свой острый нос, ответила хитро, чтобы подразнить меня:
— А ничего!
Я в сердцах толкнул ее. Она показала мне язык, бросила биту в самую дальнюю клетку-класс и запрыгала, припевая:
— Ромашка-дурашка!..
— Вот покажу тебе дурашку! — бросив портфель, побежал я к ней.
Если бы в этот момент не въехал на полной скорости во двор на самокате Игорь, наверное, отлупил бы ее. Не пожалел бы…
Игорь, лихо развернувшись, соскочил с самоката и подвел его ко мне.
— Ну, как? Хорош, хоть и самоделка?
Глаза его светились восторгом.
Я вспомнил Сергея Потапенко, как тот хвастался кленочком, равнодушно ответил:
— Так себе… Бывают и лучше.
Нарочно не похвалил, чтобы не задавался. А самокат на самом деле был прямо-таки замечательный: дощечка удобная, колесики со спицами, на резиновых шинах, эмалированный руль от велосипеда, удобная педаль для торможения.
— Да ты присмотрись, присмотрись! — не отставал Игорь. — Такого ни у кого нет. А если еще дощечку покрасить…
— Откуда он у тебя?
— Сделал.
— Сам сделал? — не поверил я.
— Нет, не сам. Кое-кто помогал… — ответил загадочно. — Осталось только дощечку покрасить. Тебе какой цвет больше нравится — красный или зеленый? Володька говорит, что зеленый будет красивее.
«Ясно, ясно, кто ему помогал…» — догадался я.
И такое зло меня разобрало…
— Ну и целуйся со своим Володькой! — процедил я сквозь зубы, схватил портфель и побежал к подъезду.
— Вот ненормальный! — прокричала мне вслед Оксана. — Ромашка-дурашка!
Папы дома не было. На столе лежала записка: пошел в гастроном за продуктами.
На плите в кастрюле стоял еще теплый борщ, в сковородке — котлеты. Это папа сам приготовил. Он у нас отличный кулинар, умеет готовить не хуже мамы. Однако есть мне не хотелось, хотя целый день не ел. Сел за уроки. Но в голову ничего не шло, и я отложил книги. Стал слоняться по квартире, не зная, куда себя девать.
Вспомнил про Оксану. Надо пойти к ней и выспросить, что там наговорили обо мне Игорь и Володька.
Но Оксаны во дворе не было. Подружки сказали: пошла с Игорем к Володьке.
Опять Володька… Почувствовал, что могу возненавидеть его. Все неприятности начались из-за него, только из-за него.
Темнело. Оксане пора быть дома, а ее все нет и нет. Чего ей вздумалось отправиться к Володьке?
Я медленно шел по улице, надеясь встретить Оксану, когда она будет возвращаться домой. Раз прошелся, другой, третий, а сестры все нет!
Уже стемнело совсем.
Что делать? Теперь мне от папы достанется. Может, зайти к Володьке? Но очень не хотелось к нему идти…
Володька жил на первом этаже. Окно его комнаты светилось, через открытую форточку доносились голоса.
Интересно, о чем они там толкуют?
Я подошел к окну, ухватился за карниз, подтянулся и заглянул.
О-о, и Сергей там! И его заманили…
Оксана стояла возле ребят. Она что-то сказала, и все засмеялись. Я не расслышал ее слов, но почему-то был уверен, что сказано было обо мне и что смеялись надо мной. От жгучей обиды мне хотелось крикнуть им что-нибудь язвительное, хлесткое.
Хлопнула входная дверь. Я отскочил от окна, перебежал на другую сторону улицы и спрятался в тени деревьев. Не пойду к Володьке! Буду ждать, когда Оксана сама выйдет.
Вскоре на улице показались все четверо. Оксана держала в руках какой-то сверток.
Ребята остановились возле подъезда, о чем-то пошептались, точно заговорщики, и разошлись: Володька вернулся домой, Сергей пошел по тротуару направо, а Игорь с Оксаной — налево, к нашей улице. Выждав некоторое время, пошел домой и я.
На кухне папа выкладывал из сумки свертки, пакеты, кульки.
— Поздновато гуляете, — упрекнул меня.
Оксана вертелась возле папы. Ощупывала кульки, разворачивала каждый пакет,