– Один его ученик связался с триадами, – объяснил Загорский. – Тень пала на всю школу, начали уголовное расследование.

– Я думал, после революции тайные общества разрешили, – удивился Ганцзалин.

– Разумеется, разрешили. Только поэтому ты и смог въехать в Китай, – отвечал господин. – Или ты забыл, что тебя разыскивали по всему Китаю как бывшего бандита?

Ганцзалин хотел заметить, что бандиты бывшими не бывают, но решил не повторять прописных истин и промолчал.

– Так или иначе, общество обществу рознь, – продолжал Нестор Васильевич. – Одно дело – какой-нибудь «Союз неба и земли», и совсем другое – озверевшие разбойники, которые не щадят ни детей, ни женщин, ни стариков. Осложнилось все это тем, что многие из учеников школы были связаны с Гоминьданом. В общем, дело вышло очень неприятное, чтобы его замять, недостаточно было даже знакомства с главой пекинской полиции. Пришлось использовать связи и обратиться прямо к президенту. Ну, и тут, как всегда в Китае: услуга за услугу. Учитель предложил мои навыки взамен на то, что школу оставят в покое.

– Юань Шикаю повезло, – Ганцзалин снова взялся за лапшу. – Если кто и может найти алмаз, так это вы…

Некоторое время помощник хлюпал лапшой, а Загорский, попивая чай, наблюдал за тренировкой. Наконец заметил с легким осуждением:

– Я вижу, нынешние молодые люди себя берегут. С нас во время тренировки сходило семь потов, а иногда и кожа.

Ганцзалин на это ничего не сказал. Стоявшая перед ним большая пиала уже наполовину опустела, а его живот, напротив, заметно округлился. Судя по всему, он явно намеревался уничтожить блюдо полностью.

– Тебе, конечно, интересно, почему Юань Шикай выбрал для расследования меня, а не китайца или, скажем, англичанина? – спросил Нестор Васильевич.

– Совершенно не интересно, – буркнул Ганцзалин.

Но Загорский, хорошо знавший своего помощника, не обратил внимания на его тон – тем более, что ситуация требовала объяснения. Юань Шикай быстро понял, что ханьцы для такого дела не годятся совсем. Обозленные тибетцы, которые только-только провозгласили независимость, просто не пустят китайского эмиссара на свою землю. Англичане чувствуют себя в Тибете, как дома, но Юань Шикай скорее отрежет себе язык, чем расскажет им про «Слезу Будды». Это ведь благодаря британцам Тибет отпал от Китая. Русские же держат нейтралитет – во всяком случае, по отношению к Тибету. При этом Далай-лама относится к русским хорошо и с удовольствием пускает на свою землю, потому что в России много его единоверцев среди бурят и калмыков. И, наконец, решающим аргументом в пользу Загорского стал тот факт, что он знает китайский язык и страну в целом.

Нестор Васильевич отпил еще глоток и, прищурясь, посмотрел на учеников, которые вооружились мечами и теперь неистово рубили и кололи воздух.

– Когда я сказал, что у меня есть помощник-китаец, президент обеспокоился, – продолжал Загорский. – Боялся, что из-за тебя тибетцы не пустят нас к себе. Но я сказал, что ты не ханец, а мусульманин-хуэй, чей род происходит из Сианя. К тому же сам ты родился в Сычуани и хорошо знаешь тибетский язык.

Ганцзалин пробурчал что-то невнятное и заглотнул новую порцию лапши. Казалось, помощник совсем не слушает хозяина. Он все время косился куда-то вбок, как кошка, высматривающая неосторожную мышь. Что-то мелькнуло в щели между домами – Ганцзалин метнулся туда и выволок бешено сопротивляющегося лысого карлика, одетого в бордовую буддийскую рясу без рукавов. Карлик пытался обороняться длинным посохом с поперечной рейкой посередине, но, разумеется, справиться с железной хваткой китайца не мог. Посох его был отброшен в сторону, сам он повис в крепких руках Ганцзалина и, пытаясь вывернуться, яростно бранился.

– Черепашье яйцо, – орал он, – пусти, я тебе нос отгрызу!

Он, наверное, исполнил бы свою угрозу, но Ганцзалин дал ему такого пинка, что тот прикусил язык и замычал от боли. Загомонили ученики Тай Цзюня, но учитель повелительно махнул рукой, и они снова взялись за мечи, однако нет-нет да и бросали на карлика любопытные взгляды.

Ганцзалин подтащил пленника к Загорскому и мстительно швырнул к ногам хозяина. Карлик стоял на четвереньках и очумело поводил глазами из стороны в сторону, облизывая окровавленным языком губы. Лицо его, лишенное бровей, отвратительно корчилось.

– Это шпион! – прорычал Ганцзалин. – Он следил за нами, я заметил его еще у Колокольной башни.

Карлик издал низкий гнусавый звук и невнятно пролаял:

– Гнусная тварь, попомни мои слова: скоро ты проклянешь тот день, когда материнская утроба извергла тебя на свет!

Ганцзалин опешил было, потом поднял кулак, чтобы вбить в карлика немного учтивости, но Загорский остановил карающую длань.

– Познакомься, Ганцзалин, это наш проводник, Цзянья́н-гочé, – сказал он мягко. – Брат Цзяньян, это мой помощник Ганцзалин.

Брат Цзяньян, все еще стоя на четвереньках, забранился и выразил надежду, что помощник этот сдохнет еще до захода солнца.

– Вот видишь, как ты озлобил человека, – в голосе Нестора Васильевича ясно звучал упрек.

– А зачем он шпионит? – Ганцзалин, похоже, не чувствовал за собой никакой вины.

– Я не шпионю, куриная голова, я издали охраняю ваш покой, – огрызнулся карлик.

Хозяин неожиданно встал на сторону Цзяньяна-гоче и стал пенять помощнику.

– Сколько раз я тебе говорил: это не Россия, а Китай, здесь нельзя бросаться на людей без всякого повода!

В ответ Ганцзалин пробурчал, что он сам китаец и отлично знает, на кого и когда ему следует бросаться. И вообще, непонятно, откуда взялся и что здесь делает этот так называемый проводник.

Загорский попросил брата Цзяньяна подождать минутку, а сам отвел Ганцзалина в сторону. Цзяньян-гоче подобрал свой посох, вскарабкался на стул, выплеснул чай из чашки Загорского, налил туда свежего и стал пить его, злобно таращась на учеников наставника Тая.

Нестор Васильевич, отведя помощника в другой конец двора, быстро объяснил ему, что Цзяньяна навязал ему Юань Шикай. Он пробовал отказываться, но президент настаивал.

– Наш Цзяньян – тибетец, – объяснил Нестор Васильевич. – Алмаз хранился в пекинском монастыре Юнхэгун. Так вот, Цзяньян там прислуживал, он рядовой монах-траппа, но при этом родственник настоятеля, так что может быть нам полезен.

Ганцзалин хмыкнул: странно, что этот монах до сих пор всю братию не перерезал, он же ненормальный.

– Напрасно ты так, – отвечал хозяин укоризненно, – ему и без того не позавидуешь. Ты сам знаешь, как в Китае относятся к карликам и людям с уродствами.

Ганцзалин проворчал, что можно быть карликом, но не быть при этом дьявольской тварью.

– Можно, – согласился Загорский, – хотя и трудно. Однако речь не об этом. Дело в том, что Цзяньян знает не только тибетский язык, но и все тибетские порядки, не исключая монастырских. Благодаря родству с видным ламой ему в Лхасе открыты многие двери, а это сейчас очень важно.