Брэнсби покачал головой.

— Судя по всему, после обеда он с совершенно невозмутимым видом вышел прогуляться. Прошел немного, а потом нашел экипаж, согласившийся отвезти его в Холборн. Насколько я понимаю, миссис Франт сейчас вдали от дома, но слуги немедленно известили о случившемся мистера Франта, — Брэнсби резко взмахнул письмом, сжимая его в кулаке, словно пытался прихлопнуть муху. — Мальчик-помощник конюха принес нам это.

Он продолжал молча расхаживать по комнате. Мы осторожно наблюдали за ним.

— Самое досадное, — наконец продолжил Брэнсби, глядя то на меня, то на Дэнси, — что это происшествие затронуло мистера Франта! Человека, которого нам нужно постараться особенно ублажить!

— Он намерен забрать мальчика? — спросил Дэнси.

— Нет, хоть здесь обошлось. Мистер Франт хочет, чтобы сын вернулся в школу. Но требует, чтобы мы должным образом наказали его за проступок, чтобы мальчик понял, что школьная дисциплина неразрывно связана с родительской властью. Мистер Франт изъявил желание, чтобы мы прислали помощника учителя забрать Чарльза, кроме того, он предлагает, чтобы помощник учителя выпорол мальчика в его присутствии, так сказать, в родных стенах. Мистер Франт считает, что так мальчик осознает, что нет другого выбора, кроме как подчиниться школьным правилам, это будет хороший урок, который сослужит ему добрую службу в будущем, — глаза мистера Брэнсби, спрятанные под тяжелыми веками, уставились на меня. — Без сомнения, вы должны взять на себя эту миссию, Шилд. На самом деле мой выбор в любом случае пал бы на вас. Вы моложе мистера Дэнси, а значит, у вас и правая рука сильнее. Кроме того, мне легче отпустить вас, чем мистера Дэнси.

— Сэр, — начал я, — но это…

Дэнси, стоявший позади, ткнул меня пальцем в спину:

— Да, подобное поведение действительно несколько необычно, — вежливо, но твердо перебил он, — но я не сомневаюсь, что при данных обстоятельствах оно возымеет действие. Отеческая забота мистера Франта достойна всяческих похвал.

— И когда будет удобно нанести визит мистеру Франту?

— Чем скорее, тем лучше. Он ждет вас в доме на площади Рассела.

Через минуту мы с Дэнси вышли из дверей, отделявших половину мистера Брэнсби от остальной части здания, и толпа перепачканных чернилами мальчишек бросилась врассыпную, шарахаясь от нас как от чумных.

— Вы когда-нибудь слышали о подобной жестокости? — воскликнул я, стараясь не повышать голоса в страхе, что нас кто-нибудь услышит. — Это же варварство!

— Вы имеете в виду мистера Франта или мистера Брэнсби?

— Мистера Франта. Он хочет устроить спектакль из наказания сына.

— И он вправе сделать это, разве нет? Вы ведь не будете оспаривать право отца проявить свою родительскую власть, как я полагаю? А напрямую или передавая свои полномочия вам — это уже совершенно неважно.

— Разумеется. Кстати, я должен поблагодарить вас за своевременное вмешательство. Признаю, я несколько погорячился.

— Мистер Франт и его банк могут купить всю нашу школу несколько раз кряду, — заметил Дэнси. — И мистера Квирда вместе с мистером Морлеем если уж на то пошло. Кроме того, мистер Франт — светский человек, который вращается в высшем обществе. Поэтому мистер Брэнсби будет делать все от него зависящее, чтобы ублажить мистера Франта. Ничего удивительного.

— Но вряд ли это справедливо. Если кто и заслуживает наказания, так это мучители мальчика.

— Бессмысленно ругать то, что вы не в силах изменить. И помните, выступая в этом деле как доверенное лицо мистера Брэнсби, вы, вероятно, сможете в некоторой степени смягчить тяжесть наказания.

Мы остановились у подножия лестницы. Дэнси собирался вернуться к своим обязанностям, а я — взять шляпу, перчатки и трость в своей комнате. На мгновение наши глаза встретились. Мужчины, включая и меня самого, — странные существа, сотканные из противоречий. В тот момент, у лестницы, молчание стало тягостным, на нас давила недосказанность. Потом Дэнси кивнул, я в ответ поклонился, и мы разошлись в разные стороны.

Итак, я подошел к эпизоду, чрезвычайно важному для всей истории, а именно — когда я впервые увидел американцев.

Провидение в лице мистера Брэнсби постановило, что я должен стать свидетелем визита гостей в особняк на площади Рассела. Человек склонен верить в Провидение, поскольку иначе ему пришлось бы рассматривать собственную жизнь как некое произвольное течение событий, происходящих лишь по воле и прихоти случая, которым мы можем управлять в той же степени, в какой способны предугадывать количество очков, выпавших на игральных костях, или карты, доставшиеся при раздаче. Так давайте же верить в Провидение, во что бы то ни стало. Провидение устроило так, что я оказался в доме мистера Франта в тот самый день, когда к нему прибыли американцы.

Маленькая потрепанная коляска, нанятая мною на постоялом дворе, доставила меня в Лондон. Она поскрипывала и стонала, словно страдала от артрита.

Сиденье было неровным, кожа вытерлась и была испещрена пятнами. Внутри пахло застарелым табаком, немытыми телами и уксусом. Конюх, служивший на постоялом дворе и вызвавшийся отвезти меня в город, бранил лошадь на чем свет стоит, поток ругательств прерывался ударами хлыста. Пока мы ехали, день клонился к закату. И когда мы прибыли на площадь Рассела, небо уже было затянуто густыми темными тучами, напоминавшими по цвету чернильные кляксы.

На мой стук открыл лакей, который проводил меня в столовую и оставил ждать. То ли из-за плохой погоды, то ли по причине позднего часа, комната была практически погружена во тьму. Я отвернулся от портрета. Пошел дождь, тяжелые капли воды падали на мостовую и барабанили по крышам экипажей. В прихожей послышались голоса, затем хлопнула дверь.

Через минуту вернулся лакей:

— Мистер Франт хочет вас видеть, — он кивнул головой, приглашая следовать за ним.

Лакей провел меня по выложенной плиткой прихожей к двери, которая открылась, когда мы приблизились, и оттуда показался дворецкий.

— Приведите мастера Чарльза вниз, — приказал он лакею.

Лакей удалился. Дворецкий отвел меня в квадратную комнату, служившую библиотекой. Генри Франт восседал за письменным столом с пером в руках и даже не поднял головы. Ставни были открыты, в подсвечниках над камином и в массивном канделябре на столе рядом с окном горели свечи.

Кончик пера скрипел о бумагу. Свет пламени поблескивал в кольце с печаткой и освещал легкую седину в волосах Франта. Наконец он откинулся на стуле, перечитал написанное, посыпал бумагу тонким слоем песка, затем стряхнул его, когда чернила высохли, и сложил письмо. Когда Франт открывал ящик письменного стола, я заметил, что на указательном пальце левой руки отсутствуют две фаланги — в совершенстве нашелся изъян, что меня очень порадовало. По крайней мере, подумал я, у меня есть хоть что-то, чего нет у тебя. Он сунул бумагу в ящик стола.