в нивезде.

По мере написания стихотворения более определенная форма выявляет контуры образа поэтического мышления и душевного строя. Это процесс небыстрый, в нем чередуются спонтанность и концентрированное размышление, и в нем также немало самосомнения. Акт творения сливается с мыслящим переживанием. Конечно, когда я не пишу стихов, то я в состоянии говорить вполне здравые вещи, что-то обобщать, решать и «поступать как все», т. е. следовать известным стереотипам осмысления фактов жизни. Многие люди в моем положении, вероятно, делали бы это намного лучше. Но в таком случае они не рисковали бы писать стихи, что было бы с их стороны очень здравомысляще. Мне же именно это нужно для того, чтобы лучше разобраться в других вещах, помещенных в Главную вещь — в меня. Тут, одновременно, вступают в силу законы формы (или даже капризы формы) и свойства материала. Эти две стороны в современном искусстве особенно сближены. Например, перефразируя «в начале было слово» на «в начале слова был его корень», добавим: «беда, или синтаксический потоп его поглотит». Я согласен, что, в конце концов, синтаксис призван конструировать поэтическую речь, наподобие того, как полет конструирует птицу. Но само слово для поэта есть материал осуществления его снов, и оно резонирует своим неповторимым индивидуальным звучанием, тайно избирается поэтом — и совсем не только из-за его смысла. Самый выбор того или иного слова есть результат интимного и необъяснимого предпочтения. В своей жизни всем нам, почти на каждом шагу, приходится делать выбор, и мы делаем его часто бессознательно и неизвестно по каким причинам. У поэта квинтэссенция выбора, как осуществление воли, проявляется при выборе слова в своем чистом, хотя и неуловимом качестве.

Нередко говорят, что когда принимаешь чрезвычайно важное решение, то кажется, будто в решающий момент тобой руководила какая-то сила. Что ж, поэт усмехается на это, частица этой силы у него «в пальцах». И, в этом смысле, поэт, как и предсказатель, если не соучастник, то немного подручный судьбы — пускай только в составлении легких поэтических фраз. Но ведь остальные люди только составляют тяжеловесные, обремененные бессмысленным смыслом прозаические предложения.

Выбор, прыжок — и мы брошены в мир, нам непонятный. Да ведь не очень-то понятны и мы сами! Обычно, несмотря на это, мы функционируем, живем и действуем, даже обо всем судим (себя стараясь судить поменьше). Когда же при создании стихотворения что-то на глазах возникает, вылепливается, то эта непонятность делается все более выпуклой и наглядной, словно загадочность бытия (обычно расплывчатая) через поэтическое слово, как сквозь увеличительное стекло, приближается к нам вплотную, окружает нас и, становясь более досягаемой, постепенно или внезапно входит в состав нашего существа.

Олег Прокофьев

Стихотворения 1959–1971

«Мрачный цикл и шесть других стихотворений» (1959)

1

Над затылком огромное небо

Только солнце слепит слева

Земля под ногами резина

Вселенная пустая корзина

Ягодой я там катаюсь

Выйти оттуда пытаюсь

2

Сотрешься в век цензуры

и ракет.

Наденешь, словно шкуру,

этот бред.

Возьмешь с собой обманы

теплых губ,

Чудовищных, как раны

тех, кто люб.

Казенный призрак брешет —

хода нет.

Потом уйдет, как леший,

в лес газет.

Один гуляй на воле

полный срок.

С такой овцы довольно

шерсти клок.

3

Этот город мне привычен.

Дух мой в нем первичен.

Но сегодня я жду

В своей жизни беду.

Этот день, как те, одинаковый —

Пасмурный, заплаканный.

Под слезами дно,

Как дом родной.

Люди мучаются. Бегут на службу.

Братья! Мое горе вам чуждо?

Ну, а мне каково?

Этот мир для кого?

4

Человек — это могила,

Разрывать ненужный труд.

Встретились — и братская могила,

Черви сплетнями ползут.

Светит солнце. Холодно.

Ползают, скучают, ждут

Страшный суд.

Некоторым сладко-солоно.

Но милосерден мир-калека.

Могила зарастает,

Черви умирают.

Нет в могиле человека.

5. Сердце

В сердце, что болит,

Слой за слоем срежу.

Верхний слой, за ним —

Розовый и бежевый.

Словно кожица ветвей,

Будто слойки лепестки,

Есть слой черный — вот куски,

Мертвого мертвей.

Что с мертвых взять,

И делать что, не знаю.

Без мертвого нельзя,

А с мертвым пропадаю.

В сердце труп живет.

Грустно, но привычно.

К радости зовет

Он меня обычно.

6

До ночи

Рядом быть, не дальше волоса,

Не слыша внутреннего голоса.

Глушить словами стыд

И возвращаться в быт.

Все прочь

И после бешеного бега

Безмолвно скачущей луны

Под хруст рассыпчатого снега

Не отвечать на крик стены.

Кто слышал

Треск сыра под зубами крыс,

Под грохот танка комариный писк?

Но тише,

Слушай,

Крик не нужен —

Как гром

Вблизи громоотвода,

Как стон

В толпе народа,

Как лом

Под стенами завода.

Он невесом,

Как сгнившая порода.

7. Слово

Слово не вещь.

В нем мало проку.

Вцепишься как клещ

С одного боку,

И смысл исчез —

Перед тобою лес.

Слова как вещи —

Всегда натюрморт.

В слове трещина,

В голове чёрт.

Сдернута скатерть

К чертовой матери.

Слова как предметы

Лежат тут и там.

Следи за предметами,

Ходи по