Шрифт:
Интервал:
Закладка:
под видом слов
пока звенит пространство
и время горит
хорошо бы проснуться
за морем случая
где происходит улыбка
а больше ничего
На вопрос о смысле поэзии Олег Прокофьев отвечает скорее отрицательно, сравнивая стихи с дикими цветами, до которых случайному прохожему нет дела:
стихи не знают смысла
они как дикие цветы
растут
на удивление прохожих
стремящихся путем толпы…
И всё же смысл в них есть, но он так глубоко запрятан, что до него практически не докопаться — как в том же стихотворении:
смысл
как в лепестки
в себя завернут
он прячет сам себя
и с лепестками облетает
Другой вопрос — как поэту избавиться от подражания и стать независимым, то есть самим собой? Вот и рецепт:
опустоши себя как ведро
болезненно ототри от своей неподвижности
всякий жест
прочь излишки мудрости
фарс гармония
поза ритм
сторонись чужих стихов
никаких облаков внутри
ни звезд
сегодня репетиция себя
Но, кроме стихов, есть еще музыка, живопись и скульптура — ими переполнена его поэзия, ведь он — сын великого композитора и сам музыкант, играющий на флейте, а также художник и скульптор по призванию. Так, многие его стихи можно охарактеризовать как музыкально-поэтические пейзажи:
в сельской церквушке
настой тишины таков
что фразы виснут как бирюльки
и образуют фриз чудовищ
с хвостами общих мест
шероховатая стена пауз
расписана фреской молчания
где ангелы дуют в трубы
и музыка слышна
или нет
или:
как флаг
за полосою нежной
поле желтое
с наклейкой голубой в конце
хором поднятые руки верноподданных деревьев
патриотических ворон восторг
славят холодную эру
осени струится вырождение
под флейту всепрощающей зимы
Прижизненной славы практически не испытав, он смотрит на нее с ужасом:
приснилось мне что вдруг
на чай заходит слава
с длинным дурацким ножом
и режет меня на славу
пестрым глаза лохматит
зашивает суровой ниткой
бросает в море к рыбам
что кивают ракам отрыбисто
смотри
опять падла дрейфует
Но больше всего его занимает собственная смерть — от нее не увернешься, как ни старайся:
придумал я немало ухищрений
чтоб смерть свою обманом обойти
она же скрылась за спиною
и тень ее огромная как небо
была как колоссальный раб…
Что такое смерть — человеку понять невозможно, но попытаться это осмыслить — необходимо:
не жить
это быть в другом месте
а кто знает где?
камни от знания каменеют
вода от невежества течет
я заглянул в дыру себя
ужас наполнил меня как вода
до краев дыхания
то жизнь была
сильней всего
окаменелостью трещала оболочка
воспоминание хлюпало как кочка
роза по-прежнему
сощурив бесчисленные лепестки
понимающе пахла собой
Он видит будущее как землю без человека — спокойно, без эмоций, просто констатируя факт:
насекомые унаследуют планету
жужжащую поверхность льда
вытряхнутые сундуки душ
пропитают туманы как гарь
палящее презрением солнце
декорацией прикроет драму
за ненадобностью зрителя
Родившийся во Франции и многие годы проживший в Англии, он то и дело возвращается мыслью к России, где проходило его становление:
с точки зрения 100 000 лет
россия не бог весть
что относительно россии
ну чем я не козявка
в моей жизни
мгновение это пустяк
но через него я постиг щемящую мысль
что без меня
эти 100 000 лет
не стоят и выеденного яйца
или:
путь россиянина труден
он идет колокольным звоном
открывает вид на себя
через форточку в тюремный двор
где зеленого неба клочок
сияет как новенький доллар
Сконцентрировав свою мысль на самом главном, он понимает, что мысль эта проста:
я мысль одну ращу
среди нерукотворных ясеней и буков
им невдомек моя фантазия
они
величие веков
и мерят время сменою сезонов
если б двигаться могли они
величие отдав за суету
то растоптали бы меня
но я окутан их молчанием
и их всезнанием спасен
а мысль моя проста:
почувствовав величие
ничтожество как я
становится его частицей
И есть у него такие маленькие шедевры, где, кажется, приоткрываются самые главные тайны этого мира и где практически все основные темы его поэзии, концентрируясь, сливаются воедино:
таинство пары раскроется в музыке
она их поднимет
если услышат
в пространство волшебной печали
где радость одна на двоих
а двое едины раздельно
она в них разбудит
если запомнят
загадку что смерть удивительна
но жизнь куда чудней
С Олегом мы подружились с первой же нашей встречи в феврале 1992 года. За шесть лет нашей дружбы мы встречались с ним множество раз: у меня дома или у него, на концертах или художественных выставках. Ученик Роберта Фалька, он был незаурядным художником и скульптором, а его поэзию я знал по целой серии самодельных поэтических сборников, которые он дарил мне и моей жене, композитору Елене Фирсовой, чуть ли не при каждой нашей встрече. Олег был на 20 лет старше меня и на 20 лет дольше меня жил в Англии.
В один из последних своих визитов, незадолго перед смертью, он преподнес нам свой очередной сборник «Нет слова без любви» и подписал:
Любовь иногда как музыка
глубока и неуловима…
Эта надпись могла бы стать началом еще