доставку провизии и изделий из России и отчасти США огромны, десятки погибших судов, особенно в 1-ю четверть XIX в. Для снабжения РАК было организовано 1-е российское кругосветное путешествие Крузенштерна и Лисянского (1803–1806). За ним в 1803–1868 гг. более 50 плаваний от Финского залива до Аляски, частью кругосветных, с вывозом обратно пушнины.[35] Через Сибирь удавалось протащить только 10–30 % поставок.[36]

Продать нельзя держать

Итак, на одной чаше весов — огромные владения, Россия в Тихом океане и в Арктике, на двух континентах. На другой — издержки. У высоких инстанций масса доводов, чтобы избавиться от Аляски. Первый — все равно потеряем, столкнемся с США. Лучше продать, чем воевать, удержать не сможем. Второй — особой пользы нет и не будет. Нам есть, что делать в центре России, огромные пустые пространства за Уралом. Вел. Князь Константин, брат Александра II: Россия «должна всячески укрепляться в центре своем».[37] Третий — колонизировать не сможем, нет сил. Четвертый. РАК «не принося ровно никакой пользы отечественной промышленности, действует еще во вред туземному населению».[38] Сама жить не может. Пятый. Продать можно выгодно, деньги нужны.

Были и другие голоса. «Нынешнее поколение имеет святую обязанность сохранить для будущих поколений каждый клочок земли, лежащей на берегу Океана, имеющего всемирное значение».[39] Это из отчаянной записки Ф. Остен-Сакена, посланной в день решающего совещания у императора (16.12.1866). Замечательный, между прочим, был ученый, путешественник, чиновник МИД.

От рождения идеи продать Аляску (1857) до передачи ее США (1867) прошло 10 лет. Сделка готовилась в тайне. Цена Аляски — 7,2 млн долл., за вычетом предпродажных расходов — 7,035 млн долл., по курсу 1 руб. 60 коп. за доллар — 11,26 млн руб., из них чуть больше 1 млн было выплачено РАК за ликвидацию дел. Остаток — 10 млн руб. Доходы государства за 1867 г. — 444 млн руб. (Гос. роспись доходов и расходов на 1868 г.). Деньги за Аляску — 2,3 % доходов за год. Следы Русской Америки немедленно стали вымываться. До 270 русских из 500 человек, бывших на Аляске, сразу же вернулись в Россию.[40]

Этим все и закончилось, а на память — песня всесильного Баранова, первого Главного правителя Русской Америки (1799): «Ум российский промыслы затеял, людей вольных по морям рассеял, места познавати, выгоды искати, Отечеству на пользу, в монаршую честь»![41] Не получилось!

Еще раз — почему? Модель Русской Америки — сверхжесткая, сырьевая, основанная во многом на принуждении, на сужающихся запасах сырья, глубоко зависимая от чрезвычайно дорогих внешних поставок, не подкрепленная вольной эмиграцией и притоком капиталов, со сверхмалой человеческой базой, не способной «взять земли». Такая модель привела к тому, что Аляска стала для государства «чемоданом без ручки», находясь под сильным давлением эмигрантских сообществ США. Как следствие, была потеряна.

История с Аляской — метафора, демонстрация того, что бывает, когда модель общества и экономики неправильна. Тогда земли и люди теряются неизбежно. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через год. Но обязательно теряются. А как сделать, чтобы история с Аляской не повторилась? Ответ — найти модель общества и экономики, дающую максимум динамики. Внешнее давление, попытки вытеснения будут всегда. Важно, как мы способны ответить на них.

Что еще почитать

У автора. Легко найти в Интернете:

• Миркин Я. Коллективная модель поведения и будущее национальной экономики (2019). Экономическое возрождение России. 60 (2). С. 81–88.

• Миркин Я., Лебедева К. (2018). Феномен связанной динамики в глобальных финансах (Россия, Бразилия). Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 11 (1). С. 155–169.

• Миркин Я., Добашина И. (2017). Синхронизация движения капиталов: Россия и Бразилия. Экономическая наука современной России. 79 (4). С. 58–63.

Кем мы стали под стрессами?

Кто мы — российский народ?

В. Кандинский

Мы все — выжившие, дети выживших. Дети детей, а они еще — детей крепостных, приказчиков, дворянских родов, эсеров-террористов, старообрядцев, чинных купцов, владельцев поместий, кухарок, комиссаров, старинных профессоров, металлических рабочих, чекистов, а больше всего — просто крестьян, медленно перемещавшихся туда, где сытно.

Мы — разные. Кто только не гудит в нашей крови. Мы даже не похожи друг на друга. Люди с Дикого Поля, люди с Урала, люди — архангелы с северов, люди Ельца — они перемешались. Доктор Жоров, великий врач, Исаак, сын Соломона, женившийся на княжне из дома Романовых, Елене Петровне Романовой.

Мы — драгоценный материал, мы — те, кого пропустила через себя и выжала, как мясорубка, история. И это значит, что мы можем всё, если хотя бы на минуту представить, что мы свободны, мы рациональны, мы избавились от прошлого, мы смотрим только в будущее — и смотрим вместе, а не порознь. Быть изменчивым, быть быстрым, быть основательным — быть всем вместе, не особенно надеясь на государство. Не мы для государства, а государство для нас.

Есть ли на это надежда? Есть ли хотя бы какой-то шанс для быстрого, моторного общества? Есть масса людей, которые скажут, что, конечно, нет. Но надежда есть всегда. Вдруг из-под шлака, из-под навалившейся массы проглянет сила тех, кто умен и рационален, хотя бы отчасти чистосердечен, и она всё изменит.

Так случилось в Китае, нашелся Дэн Сяопин (он был не один). Но Китай нам не указ. Или все-таки указ? Способность меняться, делать неожиданные повороты всегда перед нами, и пока никто ее у нас, как у общества, не отнял.

Кто мы еще?

Мы — народ, освоивший и удержавший 1/9 земной суши. Мы — № 1 в мире по запасам ресурсов (лес, вода, топливо, металлы). Мы — один из самых вооруженных народов мира.

Но в то же время мы — те, кто в большинстве своем не имел семейной собственности. Кто не успел ее создать между выходом из крепостного владения и входом в диктатуру пролетариата.

Мы — любители государства и крупных структур. Мы любим к ним прикрепиться, мы прячемся под ними, но на самом деле не надеемся ни на кого и живем так, как будто мы одиночки. Не верь, не бойся, не проси. Никто не поможет. Защити себя сам.

Наш знаменитый коллективизм — внушенный нам с детства. Наша особая духовность и соборность — выдумка. Они оборачиваются самым отчаянным индивидуализмом, гораздо худшим, чем в «золотом миллиарде». Это коллективизм служилого человека. Подчинения интересам государства, а не общества. Служения власти, тоннам, баррелям, мегаваттам. Качество жизни — по остаточному принципу. Россия — на 96–100-м месте в мире по продолжительности