Такова была эта женщина, которую в детстве Наполеон называл Полеттой.

Добившись приема, потерявший голову Гранлис, указывая на окружающих ее фрейлин, молча подал принцессе открытое письмо, где он говорил о своем действительном звании и отдавался всецело в ее власть. Письмо кончалось следующими строками:

Читая это послание, принцесса покраснела и ее рука дрогнула. Она подняла взор на стоявшего перед ней молодого человека, ожидавшего своего приговора, пристально всматриваясь в его лицо.

Кто это? Сумасшедший, искатель приключений или действительно тот, за кого он себя выдает? Казалось, он был слишком молод, чтобы так нагло лгать, и, несмотря на свое очевидное волнение, нисколько не походил на сумасшедшего. Его осанка, его изящное платье говорили за него… Значит…

Приключение становилось занимательным.

Оправившись от мимолетного волнения, принцесса взяла карандаш, набросала несколько строк на поданном письме и, отдав его обратно Гранлису, отпустила его любезным жестом.

Он молча поклонился и вышел из комнаты, не будучи в состоянии произнести ни одного слова.

— Ну, этот не болтлив! — заметил кто-то из присутствующих.

— «Этот»? — с негодованием воскликнула Полина, вспомнив о происхождении де Гранлиса, более знатном, чем чье бы то ни было, не исключая ее собственного.

Этим было сказано все: она уже защищала его.

Выйдя на улицу, Гранлис нетерпеливо развернул письмо. Там было написано следующее:

Гранлис пришел в восторг; она не гнала его, позволяла себя видеть, значит, она поверила ему! Голова у него кружилась от счастья. Ведь ему было только двадцать лет!

Как они увидятся снова, где и когда — он не мог себе представить. От Полины Бонапарт можно было ожидать всего, смелостью и дерзостью она не уступала своему брату. Но ей нельзя было покорять себе царства, и она довольствовалась тем, что ночью, переодетая мальчиком, бегала по улицам, посещая кабачки итальянских портов, смешиваясь с толпой пьяных матросов, чокаясь с ними своим стаканом, распевая их циничные песни. Основываясь на этом, Гранлис был уверен, что она сумеет найти выход, обладая умом, способным на все хитрости, на самые сложные, запутанные интриги. Конечно, она устроит встречу, здесь или там, днем или ночью.

Так оно и было: они виделись наедине то тут, то там.

Гранлис рассеял ее последние сомнения, доставил ей доказательства, убедил ее вполне тем легче, что она заинтересовалась им лично, его наружностью и изяществом породы, унаследованным им от своей матери. Как мужчина, он нравился ей так, как не нравился еще никто до сих пор. Кроме того, ее занимал их маленький заговор, их тайна.

Однажды вечером она в серьезном разговоре, призывая его к смелости, открыла Гранлису путь к блестящему будущему. Она сказала ему:

— Вы готовы на все, чтобы быть любимым мною… Вы предлагаете мне в доказательство этого отказаться от своих законных прав, от требования обратно родительского трона… Совершенно напрасно, дитя мое, я хочу совсем не этого. Слушайте меня внимательно! С вами говорит сестра Наполеона. Я не глупа и искренняя, я долго размышляла. Я хочу, чтобы вы сами вернули себе утраченное наследство, своими собственными руками. Теперь время людей энергичных, с сильной волей. Вспомните слова Вольтера: «Императором сделался счастливый солдат»… так вот: поступите в императорское войско, оставшись французом и теперь.

Гранлис широко открыл глаза: эти слова превосходили все его ожидания и предположения.

Между тем Полина продолжала, не обращая внимания на его удивление:

— Станьте солдатом, заслуживайте чины под начальством моего брата. Сделайте то, что делали другие: Бонапарт, Гош, Марсо; в двадцать пять лет будьте генералом, а в тридцать станьте маршалом, но, подымаясь благодаря своим собственным силам по ступеням общественной лестницы, продолжайте хранить тайну своего происхождения. Придет день, когда настанет время открыть ее. Это будет тогда, когда покрытый славой Наполеон признает в вас бесстрашного вождя, смелого, как Ланн, пылкого, как Мюрат… Тогда моя мечта может превратиться в действительность. Наполеон, не имеющий потомков, может подумать о вас, законном наследнике короны, может усыновить вас, соединив прошлое с настоящим, сделать вас королем, даже императором, после себя… Сейчас вы удивились моему предложению служить во французской армии, а между тем эти полки — ваше законное убежище, их форма — для вас лучшая защита: не среди гренадеров Франции будут искать вас наемные убийцы ваших дядюшек! Понимаете ли вы это?

Гранлис размышлял. Она продолжала:

— Обстоятельства благоприятствуют этому плану. Я знаю, что император хочет образовать два полка под начальством Изембурга и Тур д’Оверна, исключительно из дворян. Достаньте от этой бездетной креолки Жозефины патент капитана в одном из ее полков и следуйте за своей звездой!

— Моя звезда — вы, — пробормотал Гранлис как в бреду, смущенный потоком смутных, противоречивых мыслей, нахлынувших в его встревоженную голову.

— А я через месяц отправлюсь в Париж, — весело улыбнулась Полина, — подышать придворным воздухом и проветрить свои бриллианты…

— Я поеду за вами!

— С условием во всем повиноваться мне?

— Все что хотите!

В награду Полина протянула ему для поцелуя кончики своих розовых пальцев. Он был без ума от этой женщины, покорявшей все сердца.

Подбивая принца на это опасное предприятие, Полина Боргезе следовала своей врожденной склонности к эксцентричным выходкам и к разным заговорам. Вся семья Бонапарта интриговала против своего главы, которому завидовала, против Жозефины, которую ненавидела; враждовавшие между собой братья и сестры соединились против Наполеона, все изменили ему в последний час, кроме Полины, которая осталась верна низверженному орлу.

Однако это не мешало ей во время его славы вести против него пылкие интриги, вроде последнего приключения с влюбленным принцем, таким образом была решена его судьба.

Когда он сообщил об этом некоторым из своих приверженцев, они сочли его сумасшедшим, что было почти правдой. Тем не менее они решились следовать за ним повсюду и защитить его в случае надобности собственным телом.

Обо всем этом размышлял теперь принц, находясь в тайнике дома Борана. Мало-помалу его мысли смешались, голова склонилась на подушку, и он заснул, шепотом повторяя заветное имя:

— Полина! Полетта!..

Вдруг он вздрогнул, открыл глаза: ему показалось, что дом полон каких-то звуков, шума…

Когда Борану послышались на улице шаги солдатского отряда, он не ошибся: этот шум приближался и замолк перед дверью его дома. Часовщик поспешно вскочил с кровати и начал одеваться, тихо позвав сквозь полуоткрытую дверь: «Рене!»