Она прибежала сейчас же, разбуженная и встревоженная тем же шумом, похожим на то, как будто солдаты окружали дом.

— Отец, отец! — вскрикнула она, ломая руки. — Он погиб, погиб!

— Нет, — старался успокоить ее Боран, — тайник надежен…

В эту минуту раздались громкие голоса Блезо и Жанны, спавших в лавке:

— Кто там?

— Погодите! Мы встретим вас как следует, канальи!

— Пробуют открыть дверь, отомкнуть замок… Однако это не воры — те отрядами не ходят… Пойдем туда! — сказал Боран.

Они спустились в ту минуту, когда Блезо старался защитить толстой палкой подававшуюся дверь. Жанна звала на помощь.

Муж был обезоружен в одно мгновение, а жене чья-то грубая рука зажала рот.

Вошло человек пять-шесть. За ними извне тихо закрыли дверь.

— Молчать, если дорожите жизнью! — приказал повелительный голос. — Именем закона!

Говоривший начальник отряда был человеком грубого вида, в котором под городским платьем легко было узнать военного.

Около него стоял тщедушный человек низкого роста, небрежно завернувшийся в широкий поношенный плащ.

— Кантекор, вели дать побольше света, — сказал он.

— Сейчас, ваше превосходительство! — ответил знакомый нам уже Кантекор, оборачиваясь к Борану.

При тусклом свете поставленной на прилавок лампы можно было разглядеть присутствующих; к тому же Кантекор уже несколько ознакомился с ними раньше.

— Господин Боран, вы слышите? Дайте свечей, лампу!.. Главное — как можно меньше шума, ради вашей же пользы… Не надо скандала, все обойдется тихо. Пусть никто не пробует бежать, — добавил он, — улица оцеплена. Нас много, и сопротивление не имеет смысла. — Он вынул из кармана пару пистолетов и внушительно объявил: — У каждого из моих людей имеются такие же.

Бледные и безмолвные, Боран и Рене вставили свечи в жестяные подсвечники и зажгли их дрожащими руками. Блезо и Жанна последовали их примеру, и лавка ярко осветилась.

— Спрашивай, Кантекор, — приказал дурно одетый «генерал», придвинув себе стул и опустившись на него, надвинув шляпу на глаза и стараясь скрыть подбородок в складках своего галстука.

Но Боран узнал его, несмотря на его старания, и, вздрогнув, шепнул дочери:

— Сам Фуше!

Рене прислонилась к стене, чтобы не упасть. Кантекор спокойно рассмотрел одного за другим обитателей дома и потом сказал, качая головой:

— Ваши лица не доказывают спокойствия совести; думаю, что нет надобности объяснять вам цель нашего прихода. Самое лучшее для вас — покориться силе… Господин Боран, выдайте нам своего гостя, и тогда мы с ним поговорим.

Собравшись с духом, почерпнув мужество в своей преданности принцу, Боран ответил громким, спокойным голосом:

— Наши лица — лица мирных людей, оторванных от сна насилием, и наше волнение очень естественно. Что касается какого-то гостя, то я не понимаю, о чем вы говорите.

Фуше и Кантекор обменялись быстрым взглядом, как бы говорившим: «Ты ошибся? Не так ли?» — «Не беспокойтесь, я уверен в том, что знаю». Недаром же следил Кантекор за своей добычей, от самой границы следуя за ней по пятам.

— Я мирный часовой мастер, — продолжал Боран, — меня двадцать лет знают в этом квартале, где я живу честно; это известно всем. Если вы представители закона, то должны покровительствовать честным людям, а не тревожить их по ночам без всякой причины…

— Эта песня знакома мне, — перебил его Кантекор, — никто не способен на искреннее сознание. Таким образом вы вынуждаете нас к насилию, к обыску? Тем хуже для вас, но результат будет тот же самый.

Рене поспешила на помощь отцу:

— Господа, если вы действуете по какому-нибудь доносу, то над вами просто посмеялись; наш домик слишком мал, чтобы скрывать тайну, а мой отец — мирный гражданин, вовсе не занимающийся политикой; это всем известно.

— Молодая девица, — послышался скрипучий голос Фуше, — кто сказал вам, что дело идет о политике?

Рене покраснела и опустила голову, поняв, что сказала лишнее.

— Молодая девица, — повторил Кантекор, — это вы смеетесь над нами. Это простительно в вашем возрасте, да и ваша красота заслуживает снисхождения… Однако будет болтать! Время для нас дорого… Укажите нам дорогу… Ты, толстуха, — обратился он к Жанне, — бери лампу и посвети нам.

— Толстуха! — проворчала обиженная жена Блезо. — А ведь я не называла тебя верзилой, невежа!

Кантекор не удостоил ее ответом. Он сделал знак четырем своим помощникам, и обыск начался. За Кантекором и его людьми следовал насторожившейся Фуше, за ним старавшийся казаться спокойным Боран, потом терявшая голову Рене, за ней ошалевший от страха Блезо.

Перерыли все в лавке, в кухне, в столовой; осмотрели полы, стены — нигде ничего…

— Поднимемся, — сказал Фуше, — птицы гнездятся наверху.

Он шутил, будучи в отличном настроении, так как очень любил такие ночные приключения, такую охоту за людьми; это было его призванием. На этот раз преследование имело особый интерес. Поэтому-то он отправился сам, презирая могущую представиться опасность.

Весь отряд гуськом потянулся по лестнице; под тяжелыми шагами скрипели ступени. По прибытии на первый этаж поиски возобновились.

В комнатах Борана и Рене переставили всю мебель, отодвинули от стен кровати, обыскали сверху донизу открытые шкафы и опять не нашли ровно ничего.

— Выше, выше, говорю вам! — нетерпеливо крикнул Фуше. — Я чую дичь, чувствую ее…

На чердаке он остановился и потянул воздух, бормоча:

— Внимание! Внимание!

По четырем углам большого чердака были поставлены четыре свечи. Кантекор взял лампу из рук Жанны и внимательно осмотрел стены.

Фуше продолжал говорить вслух, поучая одних и пугая других:

— Здесь что-то слишком пусто, точно хотят дать понять: «Здесь ничего нет, видите, ровно ничего!» Вот потому-то тут что-нибудь непременно есть. Осмотрите каждую щель, каждый гвоздь, каждую ямочку, в особенности со стороны проулка: там в фасаде дома заметна какая-то выпуклость.

Слыша это, Боран чувствовал, что у него от страха подгибались ноги, а Рене крепко сжимала челюсти, чтобы не стучали зубы.

Тщательно, медленно, доска за доской, исследовали Кантекор и его люди шероховатые стены. Время шло; они ничего не могли найти.

Фуше топал ногой. Он сам пустился по горячим следам и не допускал ошибки, а между тем…

Он следил за Рене, надеясь судить об успехе поисков по выражению тревоги на ее девичьем лице. Но она опустила голову под этим пытливым взглядом и отошла в тень, посеяв сомнение в голове начальника полиции.

Ищейки начали терять терпение, бесплодно осмотрев тысячи шероховатостей, трещин, старых следов от гвоздей, запуская железные прутья в каждое сколько-нибудь подозрительное отверстие. Все было напрасно.