– Вы его мать? – Об этом можно было бы и не спрашивать – сходство между ними было безусловным.

– Да, мэм. – Женщина откликнулась так тихо, что Грейс пришлось напрячь слух. – Он хороший мальчик, ваша честь. Ему не стоило брать машину, не спросив у Говарда. Говард – это мой муж… Но ведь это нельзя назвать кражей, правда?

Грейс непонятно почему вдруг ощутила совсем неуместную симпатию к этой женщине, но ничем не проявила ее.

– У него уже были приводы? – излишне резко обратилась она к Гордону Пруиту, адвокату потерпевшей стороны.

– Один раз Боулан сидел за ограбление магазина, ваша честь. И он злостный прогульщик. Девять дней пропустил только в этом семестре.

Занятия в школе начались всего лишь месяц назад. Количество прогулов, оглашенное адвокатом, впечатляло.

– Украденная им машина действительно принадлежала его отчиму? – уточнила она.

– Да, ваша честь.

– Это не была кража, ваша честь. Говард позволял иногда ему прокатиться. Он просто обозлился на этот раз. – Голос у матери был умоляющим. Она буквально сверлила судью глазами в надежде встретить сочувственный взгляд. – Робби хороший мальчик. Он просто иногда поступает, не подумав…

Обычно родителям не дозволялось выступать подобным образом на судебных заседаниях, когда дело вела Грейс. Она вела судебный корабль твердой рукой и этим гордилась. Но, будучи сама потерпевшей поражение матерью, она неожиданно почувствовала в некотором смысле родство с этой женщиной. Им обеим приходилось теперь полагаться только на милость божью.

Эта мысль была неприятна, и Грейс, как только она появилась, тут же решительно прогнала ее прочь. Джессику никак нельзя было сравнивать с этим мальчишкой.

И все же…

Грейс подавила вздох.

– Ладно. – Она смерила юного правонарушителя уничтожающим взглядом. – Пользование автомобилем без разрешения ее владельца квалифицируется как воровство, мистер Боулан, даже если хозяин машины ваш отчим. Я хочу, чтобы это было ясно обеим сторонам. Однако я собираюсь предоставить вам еще один шанс. Только один, и он будет для вас последним. Причем при соблюдении следующих условий: вы будете посещать школу каждый день – и в дождь, и в солнце, и в морозы. И впредь вы обязываетесь не доставлять обществу хлопот. Еще одна-единственная кража из магазина, угон автомобиля и тому подобное, и вас поместят в специальное учреждение до достижения вами восемнадцатилетия. Надеюсь, мы поняли друг друга?

– Да-да, – малый охотно закивал. Явно у него гора свалилась с плеч. – О да, мэм… ваша честь.

– Социальный работник будет заходить в школу каждую неделю, проверять вашу посещаемость и о каждом прогуле занятий докладывать мне. Если мы еще раз встретимся в зале суда, мистер Боулан, то обещаю, что я вам очень не понравлюсь.

Этой угрозой Грейс пользовалась довольно часто. Каждый раз, когда она ее произносила, ей представлялся некий самоуверенный остроумец, повторно судимый ею, небрежно кидающий фразочку: «Да, теперь вы мне очень не нравитесь», но пока такого не случалось.

– Да, мэм, да, конечно, – затараторил Боулан и расплылся в ухмылке.

Грейс закусила губу, подумывая уже, что дала маху. Она посмотрела на мать парня, увидела, что из ее глаз текут слезы, которые женщина утирала тыльной стороной обеих рук.

– Спасибо, ваша честь.

Их взгляды на какой-то момент встретились. «Неужто мы стали в какой-то мере сообщниками?» – подумала Грейс, презирая себя. Ради мнимой материнской солидарности она спасла ее наглого непутевого сынка от скорее всего вполне заслуженного наказания.

Грейс не решалась признаться, что, осчастливив эту женщину, она доставила и себе маленькую радость. Однако она слишком устала, чтобы анализировать свои поступки.

– На этом слушание дела закончено.

Она прикрыла глаза и потерла виски, в то время как Боуланы – мать и сын – обнимались, а затем покидали зал суда. За ними, словно на буксире, потянулись оба адвоката. Ее голова раскалывалась. Она добралась до дома только в семь утра, а в суде была уже с девяти и безвыходно, лишь с коротким перерывом на ленч.

– Переходим к рассмотрению следующего дела, – объявила она, раскрыв глаза.

Это был занудный спор об опеке, постыдный и мерзкий по сути, в котором отец – преуспевающий дантист – обвинял бывшую жену, а в прошлом свою ассистентку, в том, что она негодная мать, хроническая алкоголичка и вдобавок развлекает мужчин у себя дома в присутствии двух дочерей. В ответ она заявляла, что он плохой отец, так как, по ее словам, оскорблял физически, эмоционально и сексуально ее и дочек.

Обе стороны представали перед Грейс уже по меньшей мере дюжину раз, и постепенно она перестала верить кому-либо из них. Сегодня очередная полемика разгорелась по поводу требования отца снизить сумму выплачиваемых им алиментов, так как в последнее время он чаще берет на себя заботу о детях, чем это определено было в договоре при разводе.

Аргументы противоборствующих адвокатов не производили на Грейс должного впечатления.

– Доктор Аллен, я убеждена, что один лишний уикенд, проведенный вами с детьми, не служит веским доводом для снижения алиментов.

Дантист что-то пробормотал сердито, а его бывшая супруга самодовольно приосанилась.

– Минуточку, ваша честь!

Адвокат доктора Аллена Колин Уилкерсон был известен Грейс гораздо лучше, чем его клиент. Дело в том, что она имела глупость встречаться с ним на протяжении трех месяцев весной и в начале лета, пока не одумалась.

– Могу я подойти к судейскому столу?

Вопрос был чисто риторический, так как он уже мчался туда на всех парах, словно поезд-экспресс, разрезая собой застоявшийся воздух в зале.

– В чем дело, мистер Уилкерсон? – вяло спросила Грейс.

Он был высок, угловат и плешив, с худощавым лицом и предлинным, выставленным вперед наподобие копья носом. Одно время Грейс находила его привлекательным мужчиной, в духе персонажей вестернов. Его темно-синий костюм, как, впрочем, и все остальные вещи, выглядел дорогим и отличался хорошим вкусом. Голубая рубашка и галстук в тон были выбраны, несомненно, под цвет его глаз, которые в данный момент сузились в гневе и были устремлены на судью. Его пальцы от волнения сводила судорога. Грейс замечала это за ним и прежде.

– Здесь не замешаны личные мотивы, ваша честь? Надеюсь, что нет. Или я ошибаюсь?

– Что?

Грейс была абсолютно не в настроении участвовать в спектакле, который он разыгрывал. Говорил Колин нарочито тихо, словно боялся, что их подслушают. Рот скривился в неприятной улыбке, пальцы все время подергивались. По сути дела, именно из-за таких его выходок она порвала с ним. Он ни к чему не мог относиться легко. Все для него представляло вопрос жизни и смерти. Так было каждый раз, когда они собирались поужинать вместе или выбирали, какой фильм посмотреть, или гадали, позволит ли погода совершить прогулку на лодке.