Но еще бо́льший ужас, что он сюда вписывается. Идеально, словно так и должно быть.

Пашка всегда смотрится в нашем доме гостем. А Тим… Тим — это изначально другое. Глупо даже сравнивать. Но я зачем-то это делаю. Уже не в первый раз провожу этот дурацкий анализ.

— У вас новый дизайн.

Я не понимаю, спрашивает он или утверждает, но скорее второе. Чего-чего, но внимательности Тиму не занимать. Он, блин, замечал, что моя мать постриглась…

Киваю, хоть и знаю, что он не видит. Продолжает стоять ко мне спиной и, кажется, чуть покачиваться.

Нервно тру ладони друг о друга, а потом снова поправляю съехавший до локтей плед. Как назло, Тим поворачивается именно в этот момент. Обжигает.

Его взгляд обжигает. Живот сводит приступом голодной пустоты, несмотря на плотный ужин.

Никак не могу отделаться от ощущения падения в бездну. Последние дни оно преследует, как и человек, который его во мне и пробудил.

— Комната на втором этаже, — отрезаю строго и обхожу Тима стороной. Не хочу снова попасть в ловушку нашей близости, она порабощает. Ведь, как только мы оказываемся рядом, все вокруг перестает иметь смысл.

И если раньше это умиляло, то теперь до чертиков пугает. Я не хочу попасть в эту зависимость снова. Не могу себе этого позволить! Хоть его настойчивость и подкупает. Да-да, на удивление, нисколечко не бесит.

Больше пяти пропущенных, которые я даже не видела, потому что все звонки уже часа два, как поглотил режим «не беспокоить». Если бы он не начал орать, о его появлении под окнами я, вероятно, узнала бы лишь утром.

В стремлении выманить меня на улицу ему помогло открытое окно. На улице с начала месяца адская жара, а сплит-система накрылась еще позавчера, но мы как-то не спешим вызвать мастера, чтобы устранить проблему.

Пока сбегала по лестнице, молилась о том, чтобы мама не проснулась. Не хотелось вовлекать в эти «ночные приключения» и ее.

К Азаринскому счастью, моего отца, который до сих пор готов спустить его с лестницы, в городе нет. Папа очень остро отреагировал на все, что между нами тогда произошло. Деталей он, конечно, не знает, но на Тима злится. Отчасти я сама в этом виновата, слишком долго и открыто страдала. Родители переживали…

А я… я его ждала. До последнего его ждала. Верила, что он вот-вот приедет и все наладится. Глупая.

Как там говорится? Желания имеют свойство сбываться?

Мое сбылось. Вот он, стоит прямо передо мной. Настоящий. Еще и пьяный. Этот факт напрягает больше всего, потому как меня сразу откидывает на два года назад. Я столько ужаса пережила, узнав, что он попал в больницу. Второй раз подобного точно не допущу. Тогда он уехал по моей вине. Разозлился и попал на больничную койку.

Конечно, я не должна брать на себя ответственность за его глупость и импульсивность, но я все равно это делаю. Чувствую себя виноватой.

— На втором где?

Вопрос летит мне в затылок. В своих мыслях я замерла на ступеньке. Ровно в середине пути.

Шею щекочут колкие мурашки, вызванные теплым дыханием.

— Направо, — сглатываю и переставляю ногу на следующую ступень. Дается с трудом. Тело отказывается воспринимать сигналы мозга. Хоть трубит он об одном — бежать. Быстро и без оглядки.

— Хотел тебя увидеть.

Он не шепчет, но я все равно его едва слышу. Сердцебиение заглушило все окружающие меня звуки. Слишком громко и часто оно бьется. Мое сердце.

— Иди спать. Ты пьян.

— Проводишь? А то могу перепутать с твоей комнатой. Где она находится, я прекрасно помню.

Я даже возразить на его вопрос не успеваю, как он затыкает мне рот своей следующей репликой. Очередной шантаж, который я проглатываю.

— Хорошо, — киваю и, ухватившись за перила, преодолеваю остаток ступенек. — Туда, — киваю в сторону гостевой.

Тим идет следом. Шаг в шаг. Я ни разу на него больше не посмотрела и не обернулась. Боюсь. Его или себя, еще не решила. Но все, что сейчас происходит, абсолютно не вписывается в рамки нормальности.

Толкаю дверь и наощупь щелкаю выключателем.

Трескучая тишина убивает остатки самообладания. Разворачиваюсь чуть резче, чем планировала. Может, поэтому и врезаюсь своим лбом Тиму в подбородок?

— Прости, — бормочу, теряя воинственный настрой, потому как хотела оттолкнуть его и уйти к себе.

А что теперь? Теперь я снова в ловушке его рук, а дверь за его спиной плотно прикрыта. И когда только успел?!

— Тим, не надо, — пячусь, но смысла в этом нет. Он уже успел заключить меня в кольцо своих рук.

— Посмотри на меня.

Нерешительно поднимаю взгляд. Глаза в глаза. Сердце екает, а после набирает обороты. Как ненормальное по грудной клетке скачет, вот-вот прорвет.

Сглатываю, пытаясь хоть немного перебить сухость во рту. Бесполезно. Все внутри клокочет, а он продолжает смотреть. Пристально, дико.

Как самое настоящее животное. Лютый хищник, что загнал свою жертву в ловушку. Но я больше не хочу быть жертвой.

— Спокойной ночи, — произношу твердо. Даже громко.

— Почему ты постоянно хочешь от меня сбежать, м? — касается моей щеки пальцами.

Электрический разряд проходит сквозь тело в ту же секунду. Он едва дотронулся, а меня коротнуло.

— Не выходит без тебя, не получается, Арин.

Как дура на него пялюсь, во все глаза, и молчу. Рассматриваю каждую черточку. С жадностью, забвением каким-то. Порочные, темные, почти черные радужки, они сливаются со зрачками, в которых тонешь. Губы — идеальные, с чуть заостренной верхней. Хочется коснуться. Губы к губам, ведь в них в сто раз больше нервных окончаний, чем на кончиках пальцев.

Касаюсь взъерошенного ежика волос, абсолютно не отдавая себе отчета в том, что делаю.

Не хочу провоцировать. Не хочу сводить все к похоти. Не сейчас, не сегодня, пожалуйста.

Я просто хочу почувствовать его рядом. Убедиться, что он реален, что это не сон. Что я не проснусь в слезах.

— Я, — шумно выдыхаю. Голос срывается, превращаясь в противный писк. — Тим…

— Полежи со мной.

Его слова звучат совсем тихо.

— Что?

— Мы будем только обниматься, как раньше.

Мурашки от его голоса по коже ползут. Глубокого с легкой хрипотцой. Он так смотрит, будто я единственное, что существует в этой вселенной. Только я и ничего больше.

Этот взгляд придает уверенности, а еще порабощает. Снова.

Тим гасит свет. Лампочка тухнет мгновенно. Секунда, и вот мы уже в темноте. Стоим близко, критично близко.