Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец плотик ткнулся в берег, вытащили раненых, положили на песок, сняли пулемёт. На узкой полосе берега уже скопились солдаты и офицеры, в начале командовал лейтенант, потом его сменил майор, которого, оказывается, мы вытащили из воды. Ну, дальше рассказывать о войне уже нет смысла, переправа продолжалась, высаживались всё новые группы солдат и офицеров. Трудно сказать, но думаю, что из каждой сотни переплывавших Днепр, гибло шестьдесят — семьдесят человек.
В памяти сохранилась фамилия сержанта — Петровский, но ни лица, ни роста не запомнил. Прибыл он в нашу роту после тяжёлого ранения за два дня до форсирования Днепра, а после переправы и боя на правом берегу я с ним не встречался, думал, что убит. Был приказ, что солдат и офицеров, первыми захвативших плацдарм на правом берегу Днепра, представлять к званию Героя Советского Союза, но я получил только медаль «За боевые заслуги».
Начал и закончил войну солдатом, в Маньчжурии, в декабре 1945 года.
Кончилась война, о своём обещании креститься всегда помнил, но не исполнял, хотя читал Евангелие, Ветхий Завет, но в нём запутался; брал у знакомых пожилых людей книги религиозного содержания, изданные до 1917 года; однажды даже дали годовую подписку журнала «Паломник» за 1910 год, чуточку стал разбираться и стал твёрдо верить — Бог есть, о своём обещании креститься ни отцу, ни матери, ни жене никогда не говорил, а в то же время мучился, что не исполняю своего обещания.
Я отчётливо сознавал, что Господь спас при переправе сержанта Петровского и меня. Иногда возникала мысль: а как же остались живы другие солдаты и офицеры, были они верующие или нет? Ответа не находил.
Прошло почти двадцать лет; в 1965 году пришли мы с женой к нашим хорошим друзьям на день рождения хозяйки дома. Мы любили эту семью, они были душевные люди, помогали многим и нам тоже. Я знал, что они верующие, часто ходили в церковь, но никогда не смел рассказать о своём обещании. За столом собралось человек восемнадцать — двадцать, вначале разговор, как это бывает всегда, вёлся на самые разнообразные темы, но потом перешёл на то, кто и каким путём пришёл к Богу, и я понял — все собравшиеся глубоко верят в Бога, и мысль, что я не исполнил своего обещания, словно пронзила меня.
Некоторые рассказывали подробно, другие говорили, что верили с детства, третьи — как нашли Бога и не могут жить без Него. Напротив меня сидел человек моих лет, которого хозяин дома называл Сергеем, и он стал рассказывать, как Господь привёл его к вере на войне, в 1943 году, при переправе через Днепр. Он говорил:
— Верующий я всегда был с малых лет и всегда Бога в душе своей нёс. Переправлялись мы в конце сентября через Днепр на плотах — в общем, его рассказ почти в точности совпадал с моим, только переправа была в другом месте. — Страшно было, не то слово, смерть безжалостная, беспощадная, шла за каждым из нас, из десяти человек восемь гибли: тонули, падали убитыми. Стою на плоту — плот большой был, с орудием; люди падают убитыми, тонут. Перекрестился я мысленно и положился на волю Божию, стою и читаю молитву Богородице «Взбранной Воеводе победительная» и «Господи, прости и помилуй». Греб веслом и всю переправу эти молитвы читал, потом стал после молитвы Матери Божией добавлять «Да будет воля Твоя! Сергий Преподобный, моли Бога о нас!» После этой переправы ещё более в вере укрепился, сейчас в церкви иподиаконом, но хочу священником стать.
Впился я в него глазами, а Сергей меня спрашивает:
— А вы на войне были? — Смутился я отчего-то, замешкался с ответом, а жена моя, Мария, сказала:
— С первых дней войны до декабря 1945 года.
— Друг у меня есть, — сказал Сергей, — друг он мне и духовный отец — Федор Петровский. Тоже участвовал в переправе через Днепр на плоту; из восьми человек отплывших только он да солдат живы остались и даже ранения не получили. Отец Федор, переплывая Днепр и видя гибель неминучую, дал Господу обещание, — если жив останется, то монахом станет и иереем, что и сделал после войны. Сейчас в церкви Святой Троицы трудится, в Калужской области.
Не случайна была эта встреча с Сергеем — неисповедимы пути Господни — Промысл Господа вёл меня к ней. Договорился с Сергеем Николаевичем в следующий выходной день поехать к о. Федору — а вдруг это бывший сержант Петровский?.. Ехали автобусом до Калуги, потом опять автобусом до городка, а у самой церкви Святой Троицы и сошли. Волновался я сильно, очень хотелось, чтобы сержант Петровский оказался о. Федором. Пока ехали, вставало передо мной видение боя, переправа, крики тонущих, взрывы, мертвящий свет осветительных ракет, болтающийся плотик, гибнущие люди. Руки и головы солдат и офицеров, то появляющиеся из воды, то хватающиеся за края плотов, доски, обломки или исчезающие в глубине люди. Петровский и я, стоящие на плотике, и моё обещание, не выполненное до сих пор.
Отец Федор Петровский сразу узнал меня и во второй наш приезд крестил жену и детей.
Если только вдуматься, что было со мной, то понимаешь великую силу провидения Господа нашего Иисуса Христа, заботу о спасении души человеческой и милость Его к нам, слабым духом и верой. Отец Федор стал нашим духовным отцом, другом, близким человеком, он и привёл меня к о. Арсению, с которым встретился в 1950 году, в лагере, уже будучи иеромонахом, и до самой кончины которого был духовным его сыном.
Скромный, застенчивый и мягкий, он совсем не напоминал того смелого сержанта Петровского, с которым я плыл на плоту; потом я узнал, что и в церковной своей жизни он стоек и смел, особенно это проявилось во время хрущевских гонений на Церковь.
Вот так я пришёл к вере, потеряв двадцать лет из неразумия, непонимания истинного пути жизни человеческой.