Он начал сразу, едва остановились. Мне пришлось использовать все умение рукопашного боя, чтобы тут же не получить в лицо.

Бьет быстро, метко и наверняка с провалом. Такой пропустишь и всё – либо перелом, либо потеря сознания. Выносливость хороша, почти не сбился с дыхания. Опытный боец.

Я застыл, и удар в грудь пришелся со всей силы. Белоглазый не ожидал, что остановлюсь. Пошатнулся. Я же принял всю энергию удара, свернул в петлю, щедро расходуя ману, и вернул в кулак потерявшегося противника. Его отшвырнуло. Дружки рванулись, но вожак, морщась от боли, воскликнул:

– Стойте! Ослы, блин! Сказал же раз на раз, – кряхтя и шипя, он сел. Глянул с хитрецой. – Поговорить надо.

Одного взгляда хватило, чтобы банда разбрелась кто куда. Я подивился дисциплине. Белоглазый непрост.

– Значит, ты маг, – констатировал он.

– С чего взял?

– Ладно, не отбрыкивайся. Когда догнал нас в тоннеле, то сразу стало ясно. Простой человек так не может, – усмехнулся он и с трудом поднялся. – Да и эта твоя волна. Чуть плечо не выбил.

– Могу и убить, – холодно отозвался я, все еще ощущая злость.

Он приподнял светлую бровь, заглянув мне в глаза, и кивнул лысой головой, так что лучик солнца блеснул на загорелой коже.

– Да все, остынь. Не хочу я с тобой ссориться. Вижу, что серьезный парень. Деньги же вернули? Давай одежду подгоню или, вон, ребята постирают.

Он протянул руку. Я постарался понять, хитрит ли, но все оказалось чистым. Белоглазый искренне хочет подружиться.

– Хорошо, – пожал я его руку – мозолистую и сухую, как у матросов.

– Иван!

– Ин… – снова споткнулся я, спешно подыскивая русский аналог. – Игорь.

Он подмигнул.

– Ну, Игорь так Игорь. Может того, отметим встречу?

– Как?

– Выпьем, к девушкам наведаемся, – плотоядно обнажил он ряды ровных, здоровых зубов.

Я засомневался, но Иван спешит со словом:

– Расскажу, что тут к чему заодно.

– Пошли.

Портовая часть города все так же гудит работой. Что-то постоянно продается или покупается, с нескольких мест раздается стук столяра или удары кузнеца, как из ремесленной стороны справа. Дядька устало распрямился и утер обильный пот. Проводил нас взглядом. Вскоре молот снова стал бить, сдабривая каждый удар искрами. Запах кузницы вытесняет другие, и я блаженно надышался ее крепким духом, пока снова не вернулся кислый и дурной.

– Вижу, не местный ты, Игорь, – хитро покосился на меня Иван.

– Скажи лучше сразу, чего хочешь от меня.

– На вид из дворян, но стержень есть.

Меня беспокоит его смекалистость. Неужели тут все такие?

– Ошибаешься. Я простолюдин. Работал матросом.

– А магии где научился?

Я быстро пробежался взглядом по его банде – идут на расстоянии, кто-то в стороне. Давно же они воровством промышляют, раз научились маскироваться. Но сейчас главное, чтобы не слышали.

– Нашлись добрые люди.

– А ты непрост, Игорек.

Меня немного разозлил его тон и смешок, но удалось быстро успокоиться.

– Так и ты не рубаха.

– Да ну?

– Ребят хорошо вышколил.

– Сами такие прибились, – хитро улыбнулся он, но глазами похолодел. С их цветом выглядит пугающе, словно не человек перед тобой, а драуг.

Я собирался сказать что-нибудь колкое, как на улице, пересекающей нашу, стали разбегаться люди – шарахаются в стороны от копыт конного отряда, в середине коего мчит карета.

Я замешкался и получил в лицо грязи, как и на недавно выстиранную одежду. Вспыхнувшей злости не дал выйти Иван, вдруг повисший на плечах и умело оттянувший назад, выведя меня из равновесия.

– Что за мрази?! – было возмутился я, но он зашипел:

– Тихо ты! Это боярин Скотович. Все здешние земли принадлежат ему.

– А император? – сглупил я.

– Он же не сам ими заведовать будет! – огрызнулся Иван.

Кавалькада далеко не уехала – остановилась чуть ниже, возле большого склада. Мы, как и прочие зеваки, осторожно стали приближаться.

В двери ворвались сразу около пяти воинов и почти тут же вышли. Я заметил сундучок в руках.

За ними, едва не падая, оглашая округу криком, выскочил полноватый мужичок, умоляющий пощадить.

Дверцы кареты открылись, и на свет показался осоловело-жирный, хрякоподобный человек в богато украшенной одежде. Тут тебе и нить золотая, и пуговицы костяные. И так пышное тело, словно торт, украшено всякими висюльками и камнями. Карета заметно склонилась под весом.

– Ваше благородие, умоляю, не забирайте все деньги! – бросился в ноги мужичок.

– А ну! – едва ли не взвизгнул боярин Скотович, и охраняющие воины тут же отбросили просящего подальше.

Следом выбежала женщина, вся в слезах, тоже пала в грязь, пачкая добротное платье. Я проникся к ним симпатией.

– У нас не монастырь прощения тут! – важно заявил пухлый дворянин, пуще прежнего краснея, словно вареная свекла. Противно прокашлялся. – Должен был давно налог уплатить… Кхак-кхе! Я тебе и так давал неделю.

Заведующий складом мужичок вдруг повернулся к жене, схватил за волосы и так поднял на ноги.

– Сгинь, дура! Пошла давай! – и, подкрепив слова пинком, толкнул ее в сторону дверей.

Женщину бросило в больший плач. Она, споткнувшись, растянулась на грязных камнях, завыла от обиды и боли. К ней подбежали зеваки, тоже женщины, и помогли подняться.

– Ваше благородие, – елейно заговорил муж, – вашими заботами мы тут все живы. Простите дурака несчастного. Отвернулась что-то от меня удача, жена вон дура. Дайте неделю срока еще, молю вас. Товар уже есть, осталось продать.

– Ну-у, – сочно проворчал Скотович и снова прокашлялся, – что бабе место указал и что раскаиваешься – это хорошо. Кхак-кхе! Пусть люди видят, что у меня есть чувство доброты. Даю тебе две недели срока. Верните ему сундук!

Мужичок на коленях, в слезах и соплях, начал кланяться и благодарить. Потом принял деньги и долго осыпал боярина лестными словами и пожеланиями, поминая всех известных богов.

Я с отвращением сплюнул.

– Чего? – с хитрецой глянул Иван.

– Противно! Жирный этот… грязью меня облил. Такое чувство, что не только снаружи, но и внутри.

– Ты потише, браток, – острым взглядом окинул окружающих белоглазый. – Услышат – тебе не жить.

Тон я убавил, но не пыл:

– Этот пирожок мне не соперник.