Артур отличался особой наблюдательностью, легко отличал по поведению лошади, какими удилами пользуется всадник, — от этого зависело, какие маневры и как он выполняет в бою, — из какого дерева изготовлено древко копья, для этого ему достаточно было один раз услышать, как оно ударяется о щит.

Наши с ним разговоры ничем не отличались от разговоров любого взрослого с любым восьмилетним пареньком. Разве что кроме того, что к своим восьми годам он прекрасно разбирался во многих предметах: легко читал и писал на латыни, неплохо говорил на этом языке, во всяком случае, священнослужители, даже из самых требовательных, хорошо его понимали.

Он также владел кое-какими ремеслами, прекрасно знал на практике деревья и кустарники, умел при необходимости их использовать, мог найти травы для приготовления простых зелий; съедобные дикие растения и места их произрастания, повадки зверей и птиц… и еще многое другое.

В том была моя заслуга. С самых первых дней, проведенных вместе, мы с Пеллеасом обучали мальчика всевозможным знаниям, заполняя его голову чудесами окружающего мира. И Артур, маленький Артур, учился решительно и прилежно.

Наверное, это у него от родителей. Он унаследовал силу и страстность Аврелия, а также быстрый ум Игерны. Щедрая доля бесстрашного упорства Утера иногда проявлялась как храбрость, а иногда — как ослиное упрямство.

А еще, подобно Аврелию, он отличался бесшабашностью, не огорчался поражениями и всегда стремился достичь невозможного. Впрочем, это стало заметно много позже. Вот и сейчас он меньше всего думал о собственной безопасности. Эта черта мне была знакома, ведь я немало времени провел в отряде Аврелия.

В любом другом случае это следовало бы считать небрежностью, а то и вовсе глупостью. Только не в случае Артура. Артур просто никого и ничего не боялся. За отвагой страх не различался. Но полное отсутствие страха — это не всегда хорошо.

Итак, мы говорили о Собрании, и о том, каким оно будет на следующий год. Я видел, что Артур был полон решимости извлечь максимум пользы из своего изгнания. Ему нравился Экториус, он уважал его как правителя и воина; он страстно желал учиться у него.

В сумерках третьего дня с запада по широкой извилистой долине мы вышли на Каэр Эдин. Впереди ждал затяжной подъем. Крепость стояла на выступе огромной скалы, возвышаясь над лучшей частью залива далеко внизу.

Каменные стены с деревянным частоколом поверху окружал глубокий ров. Вид стен говорил о том, что Каэр Эдин отразил немало сэксенских набегов — и выжил.

В свете огненного северного заката камень и дерево сияли, как бронза; крепость выглядела непобедимой. И хотя земля вокруг крепости казалась достаточно удобной — защищенной от волн открытого моря, — я знал, что климат северного королевства может быть суровым.

Над морем кружили птицы, на горизонте — пусто, от этого Каэр Эдин казался уединенным местом. На Артура вид тоже подействовал, он ушел в себя, и подъем прошел в молчании. Но стоило нам достичь вершины, как всякая тоска моментально развеялась.

— Мирддин! — воскликнул Артур, — Смотри!

Я подъехал к нему, и мы долго сидели в седлах, глядя на длинную извилистую полосу голубой воды. За заливом Мюр-Гуидан к самому берегу спускались лесистые холмы, крутые и темные. Далеко на севере виднелись дымки небольшого прибрежного поселения.

— Пианфаэль, — указал на него один из воинов. Он остановился рядом с нами, чтобы полюбоваться видом. — А за ним, — сказал он, махнув рукой на северо-запад, — Манау Гододдин. Сэксены всегда хотели там поселиться. Мы много раз сражались в Гододдине и, наверное, будем опять сражаться.

Воин двинулся к крепости и остальные поспешили за ним.

— Что ты думаешь о своем новом доме, Артур? — спросил я.

— Думаю, он мне подходит. Расположение еще более скрытое, чем у Каэр Трифан, больше похоже на Каэр Мирддин. — Он повернулся ко мне. — И не так далеко от Бедивера. Возможно, мы могли бы иногда видеться.

— Возможно, — согласился я. — Но добраться до Регеда и обратно непросто.

— Ну, может быть, когда-нибудь потом… — Он окинул взглядом темные холмы и залив, словно прикидывая, как бы добраться на Оркадские острова, а потом тронул своего пони.

На дворе, вымощенном камнем, нас уже ждал Экториус.

— Добро пожаловать, друзья мои! — воскликнул он, и странное эхо отразилось от камней. — Добро пожаловать в Каэр Эдин, последний аванпост Империи!

Так началось наше долгое пребывание на севере.

В ту первую ночь в Каэр Эдин Артур очень скучал по Бедиверу. Он плохо спал и рано проснулся, сам нашел дорогу в конюшню, чтобы посмотреть на своего пони. Убедившись, что с ним все в порядке, вернулся и медленно направился со мной в зал, где ждал Экториус.

— Мой сын, Кай! — с заметной гордостью представил лорд Экториус крепкого, коренастого юношу на несколько лет старше Артура. Мальчик нахмурился, не зная, стоит ли нам доверять. — Это Артур, — сказал Экториус сыну. — Он будет жить у нас. Прими его, сынок.

— Д-добро пожаловать, А-Арт-тур, — пробормотал Кай. Затем он повернулся и быстро поковылял прочь, приволакивая правую ногу.

— В младенчестве мальчик упал со скалы и сломал ногу, — объяснил Экториус. — Кость срослась плохо, и с тех пор Кай хромает.

Отец не словом не обмолвился о заикании, да и то, этот недуг проявлялся только, когда Кай волновался или тревожился. Лорд Экториус надеялся, что ребята найдут общий язык и им обоим станет повеселее.

— Парню здесь одиноко, — объяснил он. — Я думаю, они быстро привыкнут друг к другу. Да.

Мне тоже было интересно, как Артур поладит с угрюмым Каем. Но во всем мире не найти такой силы, которая могла бы подружить двух мальчиков против их воли, так что я оставил это на волю Провидения.

Как оказалось, дело уладилось довольно быстро. Позднее в тот же день Артур уговорил весьма сдержанного Кая показать ему земли вокруг крепости.

Они добрались до Пианфаэля, и по дороге Артур узнал кое-что о своем упрямом новом друге: Кай держался в седле, как юный бог или как сидхе из полых холмов, чьи лошади вели происхождение от Вечных коней со Стеклянного острова в Западном море.

Кай с лихвой возместил свою немощь, научившись управляться с лошадью с таким искусством и изяществом, что казался кентавром из латинских книг. Он удивительно легко обращался с любой лошадью,