Подождав немного, Пеллеас спросил:

— Чего вы опасаетесь больше: того, что мелкие лорды найдут нас здесь или того, что они больше не будут искать?

Глядя в огонь, я видел, как переплетались языки пламени, и мне казалось, что где-то копится грозная сила, и я должен ее обнаружить, чтобы направить в нужное русло.

— И того, и другого, Пеллеас. Не могу сказать, что меня больше беспокоит.

Для Пеллеаса решение лежало на поверхности.

— Я приготовлю лошадей и провизию. Мы уйдем на рассвете. Посмотрим своими глазами, как обстоят дела на юге.

Я медленно покачал головой и выдавил из себя улыбку.

— Ты хорошо меня знаешь, Пеллеас. Только я пойду один. Твое место здесь. Ты нужен Артуру.

— Гораздо меньше, чем вы, — язвительно ответил он. — Экториус очень надежный король. Он с честью выполнит свои обязанности по отношению к Артуру, останемся мы или нет.

По правде говоря, мне не хотелось бродить зимой в одиночестве по диким краям, поэтому я уступил.

— Будь по-твоему, Пеллеас. Мы пойдем вместе! И пусть Бог идет с нами.

Глава 5

Пеллеас собирался недолго, и мы сразу покинули Каэр Эдин. Эктор советовал подождать, пока тропы не оттают, но весна приходит на север поздно, и я не мог ждать, пока прекратятся снегопады и дожди. Артур тоже просился с нами, но, получив отказ, особо не расстроился.

Утро отъезда выдалось холодным и серым, и днем лучше не стало. В ту ночь мы разбили лагерь с подветренной стороны холма, рано поднялись и продолжили путь. Небо не прояснилось, а ветер усилился, но снег пока держал, и мы смогли двигаться дальше, оставляя позади долины и холодные холмы — медленнее, чем мне хотелось бы.

Благоразумие требовало осмотрительности; дальнейшая безопасность Артура зависела от моей способности скрывать и дальше его личность и местонахождение. Скрытность была моим самым сильным союзником, но поскольку мы не могли избегать поселений и владений лордов, не говоря уж о людях, встреченных на дороге, я накинул на себя морок, отводящий глаза. С этого и началось. Я принимал различные обличья, прикидываясь то стариком, то юношей, то пастухом, то нищим, то отшельником.

Смирение стало моим постоянным одеянием. Среди ничего не подозревающих людей я мог бы пройти незамеченным через весь Остров Могущественных. Люди редко обращают внимание на вещи, не привлекающие внимания; а чего они не замечают, тому и не препятствуют. Так мы прошли весь север страны и вышли на старую римскую дорогу к югу от Каэр-Лиала. Дорога прекрасно сохранилась. Пеллеас удивлялся, и я спросил:

— Что такого? Ты думал, что булыжник исчезнет вместе с Легионами? Или что Император свернет свои дороги и заберет их с собой в Рим?

— Смотри! — воскликнул Пеллеас, махнув рукой вдаль. — Дорога прямая и безлюдная. Нам подходит, Эмрис. Можно ехать побыстрее, все равно никто не видит.

Должен согласиться: старые римские дороги, казалось, возникли по воле Небес, и я не уставал возносить за это хвалу Великому Свету. Я давно уже заметил, что как только нам нужна была та или иная дорога, она появлялась. Я не удивлялся и не забывал об этом.

Мы путешествовали с легким сердцем, держась подальше от поселений и очагов людей, разбивая лагерь в укромных местах под открытым небом. В селения заходить все же приходилось; даже при наших скромных потребностях в провизии мы нуждались. Повсюду я прислушивался к тому, что говорили люди, тщательно взвешивал их слова, отсеивая все, что слышал, в поисках любого намека на беду, которой опасался.

Мы добрались до южных земель. Потеплевший воздух сулил раннюю весну, и вскоре на ветвях деревьях появились молодые почки; подул легкий ветерок, вылезли и распустились цветы по обочинам, наполнив воздух запахами. Началось половодье: реки, озера, ручьи вышли из берегов. Через некоторое время склоны холмов окрасились желтыми, малиновыми и синими тонами. Солнце кружило по пятнистому, затянутому облаками небу, а луна прокладывала путь сквозь звездную ночь.

Казалось, мир воцарился на земле, но меня это не утешало. Чем дальше мы продвигались на юг, тем сильнее росло во мне беспокойство.

— Мне все еще не по себе, Пеллеас, — признался я однажды ночью у костра. — Мне не нравится то, что я здесь чувствую.

— Значит, мы приближаемся к тому, что ищем, — спокойно ответил он.

— Возможно. Земли Морканта рядом. Я бы отдал свою арфу, чтобы узнать, что он замышляет.

— Встретим селение, расспросим людей, глядишь, кто-нибудь что-нибудь расскажет.

На следующий день мы отправились в ближайший поселок, преодолев вброд небольшую речушку. Грязная тропа вела через брод к убогим домам, крытым соломой и тростником; но в двух больших загонах для скота содержалось целое богатство.

Сегодня я избрал образ странствующего священника — в длинной бесформенной рясе из некрашеной шерсти, которую Пеллеас купил для меня в аббатстве по пути, с растрепанными волосами, с перепачканным грязью и копотью лицом — я внимательно осмотрелся.

— Здесь живут торговцы скотом. Они должны знать, что происходит в мире.

Уже на подходах к поселку я ощутил опасность. Кожу на затылке начало покалывать. Я наклонился к Пеллеасу, чтобы поделиться ощущениями, но он жестом дал понять, что лучше пока помолчать. Остановив лошадь, он громко крикнул:

— Эй, есть здесь кто?

Мы ждали. Со стороны домов не доносилось ни звука. Пеллеас снова прокричал:

— Нам надо напоить лошадей. Без этого мы не уйдем.

Уверен: за глиняными стенами вовсю перешептывались, я чувствовал холодные острые взгляды сквозь щели.

— Возможно, нам стоит отправиться дальше, — тихо предположил Пеллеас.

— Нет, — твердо ответил я. — Раз уж дорога привела нас сюда, значит, так надо.

Мы ждали. Лошади нетерпеливо фыркали и копытили землю.

Наконец, когда и мое терпение подходило к концу, появился ражий детина с дубовой дубиной. Он вышел из низкого дверного проема дома в середине, выпрямился и развязно зашагал вперед.

— Ну, привет! — сказал он, и в этом слове содержалось больше угрозы, чем приветствия. — Чужаки у нас тут редкость. В наши дни не до путешествий.

— Согласен, — ответил я. — Если бы нужда не заставила, мы бы и не заикнулись о гостеприимстве.

— Гостеприимство? — Это слово явно не имело для него значения. Его глаза с тяжелыми веками подозрительно сузились.

Пеллеас сделал