Минь не пришел сегодня в школу. Я вернулась домой, ужасно опечаленная. Отец ждал меня перед дверью.

— Мне звонил твой учитель. Он все мне рассказал. До твоей матери доходят разные слухи. В институте говорят, что моя дочь — легкомысленная девчонка, которая шляется по улицам в компании дурных подростков. Аямэй, в жизни, чтобы завоевать уважение окружающих, одного ума мало. Недобродетельная девушка — девушка без будущего. Ты должна думать о собственной репутации и о добром имени нашей семьи…»

«21 ноября. Облачно.

Минь пришел в класс с синяком на лице. Все над ним смеялись. Его побили. Кто? Ему больно, и я ощущаю его боль, как свою, но в десять раз сильнее. За весь день мы не сказали друг другу ни слова, не обменялись даже взглядом.

После уроков я вышла из школы и заметила, что учитель наблюдает за мной из окна. Минь быстро прошагал мимо, сделав мне знак глазами. Я хотела незаметно последовать за ним, но одна из одноклассниц сказала, что ей поручено проводить меня до самого дома.

Она довела меня до дверей, но я не пошла наверх, а притаилась на лестнице. Как только подружка скрылась из виду, я вышла и помчалась в дом на холме.

Минь ждал меня. Накануне отец задал ему трепку, потому что учитель обвинил его в развратном поведении. Я зарыдала, оплакивая беды Миня и нашу запретную отныне дружбу.

Минь утешал меня, уверяя, что ему совсем не больно и он никогда не подчинится. „Не плачь, — говорил он, — слезы — удел слабых“.

Мы решили больше не разговаривать в школе и продолжать видеться после уроков в доме на холме».

«30 ноября 1982 года. Облачно.

Образцовая ученица, которой все восхищались, за несколько недель превратилась в ту, кого следует избегать любой ценой. Друзья отдалились от меня, одноклассники глядят с презрением. Учитель разговаривает со мной, как с преступницей. Родители все время вздыхают. В ответ на такое отношение я стала дерзкой, агрессивной лгуньей. Я ненавижу весь мир и не доверяю ничьим словам.

Но наедине с Минем я часто плачу, вспоминая те времена, когда меня хвалили и обожали. Я думаю об умершей два года назад бабушке. Как бы она огорчалась моим страданиям!

Минь — мой единственный друг, у него тоже никого нет, кроме меня. Почему нас хотят разлучить? Почему не позволяют дружить? Почему?»

«23 декабря 1982 года. Идет снег.

Сегодня утром выпал первый снег. Чтобы отпраздновать мой день рождения, Минь развел в печи жаркий огонь. Он сел рядом и, глядя на языки пламени, прочел написанное специально для меня стихотворение:

Горы, лес, улицы

И даже птицы смолкли.

В это мгновение

Ты идешь по огромному лесу

Мимо плакучих ив,

Чтобы войти в мой сон.

Бледный свет лился в окна, и нам казалось, что мы очутились на дне озера. Минь расстелил на полу карту Гималаев, куда мы хотим однажды убежать. Вычерчивая красным карандашом маршрут, Минь рассказывает, какие приключения нам предстоит пережить.

Его голос звучал все глуше и наконец совсем стих. Когда я открыла глаза, вокруг меня простиралась открытая равнина. В воздухе порхали снежинки, похожие на яблоневый цвет. Я различала реки подо льдом, горы с округлыми вершинами и Джомолунгму с ледяным хрустальным дворцом под облаками. К моему удивлению, Минь ждал меня перед огромной дверью из белого нефрита. Он взял меня за руку и прошептал: „На вершине каждой горы есть Врата в небесный мир“.

Внезапно я проснулась. На улице все еще шел снег; в печке потрескивали поленья. Минь спал, положив голову мне на плечо.

Когда я вернулась домой, было уже очень поздно. Я попыталась тихонько пробраться в свою комнату, но отец застукал меня в коридоре.

— Мы ждали весь вечер, чтобы отпраздновать твой день рождения. Мама приготовила вкусный ужин и пригласила друзей. Где ты была? Наверняка с этим проходимцем! Аямэй, ты меня разочаровываешь. Я считал тебя благонравной рассудительной девочкой и послушной дочерью. Чем тебя привлекает этот бандит? Рано или поздно он попадет в исправительный дом.

Я больше не могла слышать, как другие оскорбляют моего друга.

— Минь не бандит, — закричала я страшным голосом. — Он очень хороший человек. Прекратите несправедливо обвинять его!

Я не успела закончить — мама дала мне пощечину.

— Как ты смеешь так говорить с отцом? Где твое дочернее почтение?

Я побежала к себе, слыша за спиной ее причитания: „Что происходит? Теперь наша дочь не только не желает вовремя приходить домой, но еще и дерзит родителям. Когда мы стали врагами? Что упустили в ее воспитании?“»

«29 декабря 1982 года. Облачно.

Наши родители и учителя сговорились; они решили нашу судьбу.

Миня исключили. С сегодняшнего дня отец провожает меня утром до школы и встречает после уроков, чтобы отвести домой».

«30 декабря. Солнечно.

Мне так не хватает Миня. Без него жизнь кажется тусклой и скучной. Почему мне нельзя с ним увидеться?

Как мне с ним увидеться?»

«31 декабря 1982 года. Солнечно.

Через час наступит Новый год. Я все время плачу…»

«2 января 1983 года. Идет снег.

За окном метель. В сумрачном зимнем свете пляшут на стенах тени тополей.

Что сейчас делает Минь? Думает ли он о нашем путешествии в Гималаи?»

«12 января 1983 года. Солнечно.

Я увидела в окно, что за старой плакучей ивой кто-то прячется. Это Минь! Сорок минут урока математики тянулись четыре тысячи лет. В конце концов я не выдержала, встала и сказала учителю, что у меня болит живот и мне нужно в туалет. Я дрожала от волнения, на лбу выступила испарина, он поверил и разрешил мне выйти.

Я выбежала в пустой коридор, подала из окна знак Миню, и мы закрылись в туалете. Он сказал, что учитель написал на него плохую характеристику, и теперь его не принимают ни в один лицей. Он много раз приходил, чтобы увидеться со мной, но не решался подойти, потому что я никогда не бывала одна.

Пора было расставаться, мне следовало вернуться на урок, чтобы не привлечь к нам внимания.

Мы больше никогда не встретимся. Сегодня я видела его в последний раз! Я вспомнила слова из песни: „Расставаясь, веришь, что встретишься вновь. Но однажды старость иссушит наши тела, и мы с тобой не вспомним клятвы былых времен“.

Я собрала все силы и пошла к двери. Отходила на пять шагов — и не могла совладать с собой. Оборачивалась, горько рыдая, и бросалась в его объятия. Сколько лет придется ждать новой встречи? Десять? Двадцать? Тридцать? А может, мы обречены вечно жить в разлуке? Мы состаримся, наши волосы поседеют, щеки ввалятся, утратят краски и свежесть. Печальные мысли терзали меня, разрывая сердце.