Я уже давно убедилась – полкилометра по канализационным стокам всегда представляются огромным расстоянием, в то же время как полкилометра наверху – небольшой пробежкой.

Настало время прикинуть шансы успеха моей операции. Макса я убила, и это было очень и очень плохо. Нет, не для него, а для настоящей Алены. Потому что девице придется иметь дело с разъяренными людьми Субойкина.

Но что я могла поделать? Предупредить ее? Снабдить поддельными документами, деньгами и сказать, что она должна бежать?

Мне было искренне жаль Алену, однако я пришла к выводу, что после допроса с пристрастием ее отпустят на все четыре стороны. Потому что убедятся, что она не ублажала сегодня Субойкина. Вернее, ублажала, но не она. А уж если быть совсем точным – никто его не ублажал.

Хм, прикинем-ка, что произойдет дальше. Когда станет известно, что под видом Алены к Роману Львовичу проникла некая самозванка, то и у самой Алены, и у владелицы эскорт-агентства, естественно, возникнут неприятности. Рано или поздно начальник охраны Субойкина придет к выводу, что на его шефа было произведено покушение. Но ведь шеф жив!

Конечно, я-то знаю, что жив пока. И даже если олигарха сейчас осмотрит медицинский консилиум, то будет вынесен вердикт, что все более или менее в порядке. Только до созыва консилиума, что-то мне подсказывало, дело не дойдет. Ведь, вероятно, послезавтра Роман Львович скончается – как будто от инсульта. И в свете произошедшего его смерть вызовет определенные вопросы. Не избежать, наверное, и вскрытия. Но я полагала, что никто не обнаружит следов токсина. Да и супруга Субойкина приложит все усилия для того, чтобы расследования не было. Одним словом, пока имело место нападение проститутки на телохранителя, а сам олигарх находится в целости и сохранности.

Логическая цепочка меня удовлетворила. Хотя жизнь, как я давно знала, полна неожиданностей, особенно в том случае, когда, казалось бы, все заранее просчитано, распланировано и утверждено.

Я уперлась взглядом в металлическую лестницу, ведущую наверх. Так и есть, вот тот канализационный люк, который приведет меня к желанной свободе. Осторожно, стараясь не соскользнуть с мокрых перекладин, я поднялась наверх, уперлась руками в тяжелую крышку. Затем, с трудом сдвинув ее с места, выглянула из люка.

Тишина. Надо мной – звездное небо, подо мной – московская канализация. Почти по Канту. Я сдвинула крышку еще на несколько сантиметров, и в этот момент в мою сторону ударил яркий свет фар.

Я моментально нырнула обратно в канализационный люк и притаилась. Я ведь специально выбрала пустырь, чтобы ни с кем здесь не столкнуться, и надо же, все-таки нарвалась на каких-то ненужных свидетелей. Придется ждать, пока они не скроются.

Шум мотора раздался где-то неподалеку. Свет фар падал при этом так удачно, что тот, кто при-ехал на пустырь, вряд ли мог видеть канализационное отверстие и меня, в нем притаившуюся.

Нет, это были точно не люди Субойкина. Но тогда кто? Впрочем, какая разница! Меня волновало лишь одно – когда субъект, что мешает мне ретироваться с места преступления и уйти наконец от погони, отправится восвояси?

Но тот, кто прибыл на пустырь, похоже, не собирался так быстро уезжать отсюда. Терзаемая любопытством, я осторожно выглянула из люка. И заметила небольшой фургон, стоявший всего в нескольких метрах от люка.

Вдруг до меня донесся голос. Не мужской, не женский, а детский. Насколько я могла судить, принадлежал он девочке лет шести-семи.

– А где же бабушка? Вы сказали, что привезете меня к ней в больницу! Мне очень страшно!

В голосе ребенка действительно сквозил неподдельный ужас. Затем до меня донесся другой голос – тихий и вроде бы вполне обычный, но от которого у меня, профессиональной убийцы, по спине поползли мурашки.

– Извини, детка, машина заглохла. А твоя бабушка, как я тебе сказал, в больнице. Там же, в больнице, и твои родители, и твой старший брат Артем. Бабушке очень плохо, поэтому они и попросили меня забрать тебя и отвезти к ним.

Я снова выглянула из канализационного люка и заметила с обратной стороны фургона две фигуры. Точнее, только ноги. Тоненькие детские, в белых колготках и туфельках, и взрослые, мужские, в темных брюках и ботинках на толстой подошве.

– Но когда мы поедем? И что с бабушкой? Ей очень плохо? Снова сердце прихватило? – спросила девочка.

– Ты ведь очень любишь свою бабушку? – продолжил шипящий голос. – Я знаю, что очень. И она тебя очень любит. А я, как уже тебе сказал, сосед твоей бабушки!

– Но я вас не помню! – возразила девочка, и было слышно, что она едва не плачет. – Можно я позвоню маме или папе? У вас ведь есть мобильный телефон?

– Ну конечно можно! Неужели ты меня боишься? Но для этого нет ни малейшей причины! – прошипел незнакомец. – На, держи, звони на здоровье.

– Спасибо! – воскликнула девочка.

И в тот же момент раздалось какое-то кряхтение. А потом послышался приглушенный шум. И у меня, профессионала в подобных делах, сразу возникла определенная ассоциация: на землю падает чье-то тело.

Я вытянула шею и увидела, как сбоку появилась мужская фигура. Мужчина нес в руках девочку. Он подошел к фургону, одной рукой распахнул дверцу и вытащил оттуда нечто, похожее на большой кусок брезента. Расстелив его на земле, неизвестный положил на нее тело девочки. А затем, присев около малышки, проделал с ней какие-то манипуляции – какие именно, я не видела, потому что мужчина находился ко мне спиной. Но через несколько мгновений он подхватил с земли сверток, из которого свешивались детские ножки в белых колготках, и запихнул в чрево фургона.

Я оцепенела. Сомнений не было: я только что случайно стала свидетельницей похищения ребенка! Все эти разговоры, мол, бабушка находится в больнице и родители попросили привезти ребенка туда, – чушь собачья, россказни типичного… педофила. Или, что еще хуже, серийного маньяка, специализирующегося на детях.

Собственно, кто-то может подумать, что я, на чьей совести уже предостаточно людских жизней, отношусь к собратьям по кровавому ремеслу если не с пониманием или снисхождением, так, по крайней мере, с равнодушием. Но это далеко не так. Я, повторяюсь, убивала исключительно по заказу и исключительно взрослых. Хотя несколько раз мне предлагали устранить и детей – малолетнюю наследницу, стоявшую между огромным состоянием и сворой алчных родственников, а еще молодую пару с десятимесячным малышом.

У каждого свои моральные принципы, и за подобные дела я не берусь, как уже говорила. Однако я затем отследила судьбу юной наследницы и молодой пары. Девочка утонула, купаясь в бассейне, а родители с ребенком попали в автомобильную катастрофу. И в том и в другом случае смерть была квалифицирована как несчастный случай, но я-то знала: постарался кто-то из моих коллег по киллерскому цеху.

Да, это сделал кто-то другой. И у каждого свои моральные принципы. Но от этого мне легче не сделалось. Что же касается маньяков и прочих мясников-убийц: как и любой нормальный человек – а я, несмотря на все, считаю себя таковым, – то их я ненавижу всеми фибрами своей души. Потому что я никогда не убивала и не намерена убивать из удовольствия. Для удовлетворения низменных инстинктов. А серийные убийцы только этим все время и заняты.