Так что не было ничего удивительного в том, что она напрочь забыла свое нежелание делиться планами – в таком состоянии имя бы свое не забыть. Или – и это пугало Робин куда больше потери имени – не начать откровенно флиртовать. Она и так держалась из последних сил. Проклятый самолет с этим проклятым красавцем!

– Я хотела бы попасть на спектакль Генриетты, а если повезет, то и познакомиться с ней. Она ведь проводит встречи с фан… с поклонниками? – Робин все-таки решила, что ничего особенно страшного не случится, если Джей будет знать о спектакле. Это довольно обычная причина приезда в Город, разве нет? Может, он скажет, что обожает театр и, чем черт не шутит, пригласит ее пойти вместе.

Робин еще не решила, готова ли она согласиться пойти с ним, но Джей все испортил. Он зевнул – какие у него ровные и блестящие зубы, нечестно же, что у человека даже зубы идеальные, как с рекламы зубной пасты! – и произнес:

– Я в этом ничего не понимаю. У нас в деревне такого не было, а в поездках до театров как-то время не доходило. Но я правильно понимаю, что ты едешь не по работе или по делам, а просто отдохнуть? И других планов, кроме театра, у тебя нет?

– Конкретных нет, – призналась Робин. Объяснять Джею, что она собиралась погулять по Городу, посетить музеи и что там еще есть, ей казалось неважным.

– А где остановишься, уже решила? – Его колено снова столкнулось с ее, и Робин бросило в жар. Это уже были не шутки. Он хотел знать слишком много, не так ли начинаются все действительно нехорошие истории?

– В капсульном отеле, – схитрила Робин. – Их ведь много в Городе, я правильно помню? И места есть всегда, на улице не останусь. Мало ли какой район мне приглянется.

Она привирала. Она не просто помнила, а внимательно изучила систему отелей, которые и впрямь стояли полупустые, но из-за минимальных затрат на их поддержание убытка не приносили. И они действительно были в каждом районе Города. Очень удобно. Особенно это удобство Робин оценила сейчас, когда нужно было тактично отделаться от слишком навязчивого, пускай при этом и слишком симпатичного, попутчика.

– Капсульный отель. – Лицо Джея вытянулось. – Сестренка жила в таком, пока не нашла квартиру. Это же просто шкаф или гроб, а не комната. Только спать в нем и можно.

– А я и собираюсь в нем только спать, – отчеканила она самым холодным голосом, какой только могла изобразить. Надо же, какой наглец!

Наглец немного смутился, но ненадолго.

– Я просто думал пригласить тебя к нам, – улыбнулся он своей невозможной улыбкой. – Мы, конечно, живем не в Городе, но на скоростном поезде ехать едва ли минут двадцать. А там красиво, свежий воздух, вкусная еда моей матушки…

«Навоз, вопли животных и наверняка удобства на улице», – мысленно продолжила за него Робин, отчаянно борясь с желанием согласиться.

– Опять же комната сестренки свободна после ее отъезда, – продолжал Джей, оставаясь в счастливом неведении по поводу ее мыслей.

Робин едва не застонала. Эта неизвестная сестренка за время полета достала ее до печенок! Лишь бы в Городе ее не встретить, даже случайно, а то Робин бы точно умерла на месте от отвращения. Сестренка то, сестренка это! Тьфу!

Это помогло ей избавиться от наваждения и вернуть холодную голову. А кто вообще может поручиться за то, что в жизни этого Джея все именно так, как он описал? Если его, конечно, зовут Джей. Может, нет никаких братиков и сестричек, фермы и кулинарки-мамы тоже там нет. Она приедет, а там одни пустыри и заброшенные гаражи, и вот там…

Она не смогла придумать, что «вот там» – ограбят ее или что похуже, но природная осторожность и благоразумие наконец очнулись, и она даже чуть отодвинулась от Джея. Не сильно, просто достаточно, чтобы не касаться коленями.

– Можем встретиться в Городе и погулять, – наконец произнесла она, чувствуя, что молчание становится уж совсем невыносимым. – Дай мне свой номер телефона, я позвоню.

Она так боялась, что он попросит ее номер и ей придется его дать, что только по его ошеломленному лицу поняла, что ляпнула. Она просто взяла и попросила номерок у красавчика! Вот так, без малейшей задней мысли!

Краска залила ее лицо, но, пока она боролась с желанием провалиться под сиденье, а может, и куда ниже – интересно, каковы у нее вероятности на срочное крушение самолета? Пожалуй, сейчас она была готова и на такой риск! – как Джей очнулся, вытащил клочок бумаги и нацарапал на нем номер.

– Только ты позвони обязательно, – попросил он, умильно сложив руки перед собой. – Иначе мое сердце будет разбито.

«Мое тоже, – подумала Робин, а вслед за этим: – Похоже, тебе никто никогда не разбивал сердце, да, ловелас? Ну, держись!»

Вслух же она соврала:

– Обязательно позвоню! – и поспешила отвести глаза, благо наконец объявили о том, что самолет идет на посадку и пассажирам следует пристегнуться. Наконец-то! Право слово, это был самый длинный ее полет и, пожалуй, самые серьезные отношения.

Но на деле она раздумывала о другом. Не знак ли это того, что в своих самых смелых мечтах она права и за пределами родного города под крылышком родителей ее ждет совсем другой мир, где такая, как она есть, она будет нравиться парням? Так, может, ей не стоит бросаться в объятия первого встречного, к тому же столь подозрительно привлекательного?

Придя к такому выводу, Робин не без некоторой грусти прямо из аэропорта взяла такси и даже не оглянулась на Джея. Он же дал ей свой номер, вот пусть и ждет. А она… что же, может и позвонит. Если ей наскучит гулять одной.

Берт

Ту птичку Берт со всей присущей ему педантичностью разместил на подходящей дощечке и даже надпись приписал так же аккуратно, как к скелету лягушки. Только сверху распылил лак, чтобы перья лежали ровно и аккуратно.

Красиво вышло.

Но любовался новым приобретением он недолго. Сначала по дому пошел сладковатый привязчивый запах. Вроде бы и не сильный, но вскоре казалось, что все им пропахло: и шторы, и полы, и шкафы, и белье постельное, и даже сам Берт. И тщательная уборка со всеми возможными средствами очистки помогала недолго. Вскоре Берт начал чесаться, и как иначе, если даже в лимонном запахе жидкости для мытья полов теперь чудился этот прилипчивый запах? И в геле для душа. Повсюду.

Берт мыл руки чаще, чем обычно, но запах не исчезал. А через несколько дней, когда он решил полюбоваться оперением птицы, из ее высохшего глаза показалось что-то белое.

Когда Берт смог оторвать взгляд от извивающегося на ярких перышках жирного белого червя, он согнулся пополам, изрыгая на идеально чистый пол весь завтрак. В комнате запахло кислым, и его стошнило еще раз.

Только в перчатках и халате, который был выброшен тотчас после проведения той операции, Берт заставил себя убрать в комнате и вынести птицу на свалку. Он выбрал самый дальний от его дома бак на улице и все равно не мог успокоиться.