Меркулов ещё раз внимательно прочитал составленный перечень. С виду простой список таил массу вопросов и загадок, ответы на которые он с ходу даже не пытался искать. Создалась ситуация, когда необходимо семь раз отмерять, а уж потом резать.

Нарком анализировал:

«С одной стороны, я получил карт-бланш на разматывание "дел"» от товарища Берии — куратора органов по линии Политбюро и ГКО. Его влияние на Хозяина сейчас велико. Когда Лаврентий Павлович узнает, куда потекло это "дело", и поймёт, какие политические дивиденды можно состричь, прижав хвост Микояну, он начнёт давить — доводи "дело" до конца — дай антисоветскую террористическую организацию!… С другой стороны, доставшееся мне по этапу от самого Лаврентия Павлыча ведомство, уже не имеет негласного приказа товарища Сталина косить направо-налево без разбора. Очень многое изменила война — Иосиф Виссарионович за последние два года стал значительно бережнее относиться к руководящим кадрам. Многих простил Сам — того же наркома боеприпасов Ванникова, уже посаженного за саботаж и вредительство… и прошедших мучительное следствие военных — Рокоссовского, Мерецкова, Горбатова… Не просто простил, а вернул на прежние должности, с регалиями. И награждает их, и двигает дальше… Затем родители… Конечно, вякнуть может только Микоян… Он по нашему ведомству не заляпан и, если не обделается, может побороться. Тем более что у него сразу два сына в дерьме… Хмельницкий способен напроситься на приём к Самому — его товарищ Сталин выделяет. Но, думается, генерал на это не решится. Остальные вообще не пикнут. С другой стороны, все они кроме племянника этого мошенника-антикварщика Хаммера поинтриговать способны… Реденса может отвести и сам товарищ Сталин… но это дела не развалит. Да и вряд ли Он отодвинет в сторону племянника — слишком уж большой зуб у Иосифа Виссарионовича на семью Аллилуевых… Барабанов поплывёт в фарватере Микоянов… Бакулев напрямую к Хозяину не вхож… Кирпичникова, эту лошадь рабочую, Лаврентий Павлыч, конечно, ценит, но не до такой же степени, чтобы Микояшку из клетки выпустить… Нет, дело будем вести, как положено. Товарища Берию уважим, но не суетиться без команды! Ведь он и сам приказал действовать поделикатнее… В общем, шаг за шагом, допросик за допросиком, протокольчик за протокольчиком… Главное — добиться на приёме у товарища Сталина внятной реакции на эту историю».

Подведя итог, Всеволод Николаевич связался с шефом:

— Товарищ Берия! Меркулов беспокоит. Я уже ознакомился со стенограммой записей Шахурина. Действительно, очень любопытно. Дело об антисоветской тайной организации — просто очевидно.

— Хорошо… Сейчас я занят, но информация важная и мне необходимо знать детали. Приезжай в двенадцать ночи и подробно доложи.

— Слушаюсь. — Меркулов дождался разъединения связи и опустил трубку на рычаг телефонного аппарата.

«Короче, чего гадать. Посмотрим, как на это отреагирует куратор органов, и отсюда сделаем первые выводы», — сказал себе нарком и положил уголовное дело в сейф.

До двенадцати оставалось три часа относительно свободного времени.

«Пора заняться другим важным делом», — подумал Всеволод Николаевич и углубился в изучение уже почти чистового варианта своей новой пьесы о борьбе чекистов с.о шпионами и диверсантами.

* * *

Меркулов слыл недюжинным литератором. Трудно было найти в стране театрала, не слышавшего имени Всеволода Рокка. За этим псевдонимом от почитателей укрывался застенчивый нарком госбезопасности. Пьеса Рокка-Меркулова «Инженер Сергеев» стояла номером один в репертуаре девяти областных и республиканских театров. Все пороги в рабочем кабинете драматурга уже обили ходоки из «Малого», умолявшие дать им первым возможность поставить «…Сергеева» в столице. И нарком сдался: уже полным ходом шли репетиции, и вскоре намечалась премьера. Худчасть театра с нетерпением ждала от маститого литератора ещё одного, нового, шедевра. Удостоить их своей пьесой просили также «Художественный»[7] и театр им. Моссовета. Конечно, Всеволод Николаевич не хотел огорчать уважаемые коллективы и готовил им очередной подарок, при необходимости отвлекаясь от нелегкого писательского труда на другую работу, с которой также неплохо справлялся, уже третий год успешно совмещая труд драматурга с обязанностями главы госбезопасности СССР.

Когда нарком Меркулов вошёл в кабинет Лаврентия Берии, тот стоял у развёрнутой во всю стену карты СССР.

— …Явился? Ну, докладывай, что накопали? — спросил он, оторвав взгляд от линии фронта.

— Лаврентий Павлович, я уже вкратце сообщал о материалах, изъятых во время обыска у Шахурина на даче. Сейчас со мной его дневники и протоколы «Тайной организации». Для удобства чтения с них сделана машинописная распечатка. — Чекист положил на стол заседаний портфель и достал оттуда добро, добытое оперативниками на Николиной горе.

— Ты всё это внимательно изучил?

— Так точно.

— Хорошо, бумаги посмотрим потом. Пока что давай подробно… по сути.

Нарком сжато, но обстоятельно рассказал члену ГКО о содержании записей Шахурина.

— Знаешь, Всеволод, распечатку оставь — мне с документами надо ознакомиться. Они — сам понимаешь — серьёзные. Тут спешить нельзя. Тут требуется подумать. Я имею в виду тайную организацию… а вот убийство необходимо как можно быстрей расследовать, и здесь кроме информации, вытекающей из дневника этого неврастеника, первостепенный вопрос: кто дал ему оружие?

— Лаврентий Павлович, почти никаких сомнений, что это дело рук Вано Микояна. За ним установлено постоянное наблюдение. Во время событий он находился в Москве, и сейчас совершенно подавлен.

— Вот и хорошо. Завтра мы встретимся с его отцом. Анастас, судя по всему, ещё не знает, из чьего оружия отправили на тот свет Уманскую. Сделаем сюрприз — откроем свои соображения и попросим пригласить Вано. Для объяснений. А там уже посмотрим по обстановке.