– Ага, кажется, что-то есть, – послышался в наушниках его обрадованный голос. – Во всяком случае, так показывает МАД.

МАД, или магнитоаномальный детектор, позволял обнаружить массивные металлические предметы по их магнитному полю.

– Здесь, – махнул летчик, когда серебряная птица зависла над водой. – Сейчас всплывут.

Стивенсон наполовину высунулся из открытой двери. Ничего, кроме взлетающих к небу пятиметровых волн.

– Наконец-то! – сказал Грубозабойщиков. – Вот он, Барьер!

Огромный цилиндрический корпус «Гепарда» то полностью скрывался под водой, то взлетал на поверхность, вспарывая крутые высокие волны. Покачиваясь на крупной волне, лодка делала сейчас не больше трех узлов. Могучие механизмы едва вращали оба гигантских восьмиметровых спаренных винта – лишь бы корабль слушался руля.

Хотя в тридцати метрах под мостиком неустанно прощупывал окружающее пространство лучший в мире сонар, Грубозабойщиков не хотел искушать судьбу и старался исключить даже малейшую вероятность столкновения с айсбергом. Даже сейчас, в полдень, арктический небосвод покрывали тяжелые мрачные тучи, а видимость была – как в густые сумерки. Термометр на мостике показывал температуру морской воды минус 2 градуса, а воздуха – минус 26. Штормовой северо-восточный ветер беспрестанно срывал верхушки с крутых свинцовых волн и осыпал отвесные стенки рубки замерзающими на лету брызгами.

Мороз забирал за живое. Одетый в шерстяную куртку и поролоновую альпийку, Дроздов все равно не мог удержаться от дрожи. Высунувшись из-за брезента, который создавал только видимость укрытия, он взглянул туда, куда показывал Грубозабойщиков. Громкий стук зубов не могли заглушить ни пронзительно-тонкое завывание ветра, ни барабанный грохот ледовой шрапнели.

Не дальше чем в двух километрах от них во всю ширину горизонта протянулась тонкая серовато-белая полоса, казавшаяся с такого расстояния довольно прямой и ровной. Дроздов видел Барьер и раньше, но все равно это было такое зрелище, к которому не привыкнешь.

Им предстояло пройти под ледовым полем многие сотни километров, чтобы отыскать терпящих бедствие людей, которые, может быть, находятся на краю гибели или уже мертвы. Они обязаны отыскать их в этих бесконечных пустынных ледовых просторах.

Радиограмма, переданная сорок девять часов назад, была последней. После этого в эфире воцарилась тишина. Все прошедшее время траулер «Морозов» не прекращал радиопередачи, стараясь поймать ответный сигнал с буровой, но уходящая к северу, тускло отсвечивающая льдом пустыня хранила молчание.

Восемнадцать часов назад атомный ледокол «Арктика» подошел к Барьеру и, напрягая все силы, сделал попытку пробиться к сердцу этой страны льда. Зима еще только началась, лед был не такой толстый и прочный, как в марте, и по расчетам, оборудованная мощным корпусом и двигателями «Арктика» могла пробить путь во льдах толщиной до пяти метров. Специалисты полагали, что при хороших условиях «Арктика» способна дойти даже до Северного полюса. Однако выяснилось, что толщина ледового поля значительно превышает возможности «Арктики».

Попытки не прекращались. Были отправлены несколько «Ту-160». Несмотря на тяжелые облака и сильный ветер, самолеты сотни раз пересекли вдоль и поперек участки ледовых полей, где могла находиться буровая, прощупывая подозрительные места радарами. Но все напрасно. Что уж говорить о спутниках, удаленных от Земли на сотни километров дальше.

– Нет смысла стоять. Только замерзнем до смерти… – Грубозабойщикову приходилось надрывать глотку, чтобы Дроздов его расслышал. – Погружаемся.

Он повернулся спиной к ветру и уставился на запад, где меньше чем в четверти мили тяжело и лениво покачивался на волнах большой и широкий траулер. «Морозов», который провел последние два дня у самой кромки ледового поля в напрасной надежде поймать сигнал с буровой, собирался возвращаться в Мурманск: запас горючего у него был на исходе.

– Передайте на траулер, – сказал Грубозабойщиков ближнему из матросов, – «Погружаемся сроком до двух недель…» – Он повернулся к Дроздову и произнес: – Если за это время их не найдем, то… – Дроздов кивнул, и командир продолжил: – «Удачи и благополучного возвращения домой».

Когда семафор замигал, передавая ответное сообщение, майор удивленно добавил:

– Неужели рыбаки ловят рыбу даже зимой? Пятнадцать минут – и я чуть не околел от холода.

– Приходится. Лучше околеть от холода, чем с голоду.

На «Морозове» замигали ответные световые сигналы.

– «Не разбейте свои головы – лед крепкий. Удачи!»

– А сейчас мы нырнем и вынырнем только через несколько дней, – с усмешкой сказал Грубозабойщиков. – Всем вниз! – приказал он, повернувшись к вахтенному.

– Всем вниз, – продублировал приказ вахтенный.

Сигнальщик принялся свертывать прикрывавший от ветра брезент, а Дроздов спустился по трапу в небольшое помещение под рубкой, протиснулся через люк и по второму трапу добрался до палубы с центральным постом. За ним следовали Грубозабойщиков и сигнальщик, а замыкал эту процессию Тяжкороб, которому пришлось задраивать два тяжелых водонепроницаемых люка.

Грубозабойщиков наклонился к микрофону и спокойно произнес:

– Глубина погружения сто метров.

Главный электронщик неторопливо включил ряды индикаторов, контролирующих положение люков, отверстий и клапанов. Круглые лампы погасли, щелевые ярко вспыхнули. Так же неторопливо техник пощелкал тумблерами для перепроверки:

– Забортные задраены, товарищ командир.

Грубозабойщиков кивнул.

Послышалось шипение стравливаемого воздуха – и путешествие подо льдом началось.

Через десять минут Грубозабойщиков подошел к Дроздову. За прошедшее время майор прекрасно узнал командира. Команда верила ему слепо и безоговорочно. Командир был здесь словно шериф небольшого городка на Диком Западе, проверяющий, все ли спокойно на вверенной ему территории. Это и был его город со своим мэром, салунами, барами и сложными человеческими отношениями.

– Как себя чувствуете?

– Хотелось бы знать, куда идем.

– Сейчас узнаете, – заверил Грубозабойщиков. – «Гепард» – не только самая быстрая кошка в мире, но и самая зоркая. Наши глаза видят, что творится вверху, внизу, прямо перед тобой и по сторонам. Эхолот показывает, сколько воды под килем. Два сонара смотрят вперед и по сторонам – один прощупывает курс корабля, второй контролирует сектор в пятнадцать градусов по каждому борту. Достаточно уронить гаечный ключ на другом конце океана – и мы уже знаем об этом. Шансов столкнуться мало, но случается. Так что лучше пусть себе сонар попискивает… Но наш основной глаз, когда мы подо льдом, – это тот, что смотрит прямо вверх. Вот, взгляните…

Они прошли в тот конец центрального, где справа по борту и ближе к корме у принтера, из которого вылезала бумажная лента шириной в семь сантиметров, корпели доктор Кузнецов и еще один моряк. Кузнецов что-то подкручивал и был полностью увлечен этим занятием.