Регина протянула ему ключи и показала на «Ауди»-кабриолет.

– Давай!

Оказывается, она все знала про контракт – отец уже долгое время не мог говорить дома ни о чем другом, кроме как о договоре с узбеками. И даже в тот день, когда они с ним заехали на мойку дяди Коли, чтобы помыть машину, Эдуард Борисович уже в сотый раз говорил дочери, как важен этот контракт, и он не знает, что случится с ним, если все вдруг сорвется.

– Неужели дела у фирмы так плохи? – удивился Алексей. – Мне так не показалось.

– Дела у фирмы лучше некуда, а теперь будут совсем замечательные. Просто отца иногда клонит на какой-нибудь теме…

Регина посмотрела на него и вдруг начала улыбаться.

– Что такое? – спросил Леша.

– Ничего.

Она тряхнула головой, продолжая улыбаться, и тут же отвернулась, словно пытаясь спрятать свою улыбку.

– Ты очень изменился, – сказала наконец Регина. И повторила с некоторым недоверием: – Очень! Совсем теперь другой человек. Раньше ты был… не мальчик, конечно, но сейчас – просто как с обложки модного журнала. Если бы я раньше могла представить тебя таким! Разве бы… – Она махнула рукой. – Да чего сейчас об этом!

– Я знал, что мы рано или поздно увидимся.

– А почему ты не приходил и не звонил? Я ждала.

– Мне показалось…

Алексей посмотрел на нее и не стал напоминать, что она сама просила не искать с ней встреч. А потом, через три месяца, когда увидела его в университете, прошла мимо, словно возле факультетского расписания стоял человек-невидимка.

– Ладно, проехали, – буркнул Верещагин.

Теперь он следил за дорогой. Чувствовал на себе ее взгляды, иногда оборачивался, а Регина словно ждала этого и сразу начинала улыбаться. Встречный ветер бил в лицо, трепал ее волосы, и ей приходилось придерживать их. Все это восхищало Алексея, который думал о том, как все изменилось в один момент: его любимая сидит рядом, а совсем недавно он даже не мечтал, что будет вот так, что можно просто оторвать от руля руку и положить ее на плечо девушки. Сейчас – можно. Но он не сделает ничего подобного, чтобы не спугнуть птицу удачи. Сейчас эта птичка сидит рядом – немного капризная и в меру пугливая, как любая удача, прекрасная и желанная. Она притягивает, околдовывает, как будто сама идет в руки, но… может вспорхнуть крыльями и улететь. Да, может. Только теперь Алексей хорошо знал ее повадки и не торопил события.

Верещагин вел машину, полагая, что направляются в ту квартиру, где уже были однажды. Но тут Регина назвала другой адрес, пояснив, что ее семья постоянно живет в загородном доме, а квартира пустует.

Услышав слова о пустующей квартире, Алексей понял, что это не случайная фраза.

Посмотрел на девушку внимательно и кивнул. А Регина не просто улыбнулась в ответ – она рассмеялась. А затем принялась рассказывать:

– Отец целую неделю ходил по дому, разучивал и повторял стихи Омара Хайяма. А вчера вдруг спросил: «Кто такой Бекбулат?» А поскольку я не поняла, повторил: «Ну, Бекбулат, внук Темирхана».

– Улугбек, внук Тамерлана, – поправил Алексей.

– Да-да, потом уж мы с мамой это выяснили. Пришлось шарить по Интернету, чтобы найти то, не зная, что…

Дом стоял в десяти километрах от Кольцевой, окруженный кирпичным забором, среди высоких елей на высоком берегу озера. Рядом стояли такие же прекрасные коттеджи, в которых жили удачливые и счастливые люди. Автомобиль проехал между раздвинувшихся створок ворот, Алесей увидел выложенное брусчаткой место для стоянки, почти не снижая скорости, развернулся и припарковал машину. Поставил ее так, чтобы удобнее было выезжать с территории.

– Лихо! – оценила подошедшая к «Ауди» молодая женщина.

Она была светловолоса и стройна. И чем-то напоминала Регину. Вернее, Регина напоминала ее, потому что женщина оказалась ее матерью.

– Привет, Гиночка, – произнесла она, наклоняясь и целуя дочь.

Потом посмотрела на выходящего из автомобиля Лешу и почти естественно, а может, и в самом деле искренне восхитилась:

– Какой у тебя кавалер сегодня!

Последнее слово немного резануло слух Алексей, но Верещагин решил не придавать ему никакого значения. Все может быть, и вполне возможно, что Регина уже когда-то приезжала сюда с кем-то, но ведь она никогда ничего ему и не обещала.

– Простите, – произнес Алексей, – все так неожиданно, что я не успел даже…

И не успел закончить фразу, потому что Регина достала из багажника огромный букет белых лилий и протянула матери:

– Это тебе от нас.

– Спасибо, – ответила та и снова внимательно посмотрела на Алексея. – Меня зовут Бронислава Витальевна. Но попрошу без отчества. А лучше обращайтесь ко мне, как и все близкие люди, – зовите просто Славой.

– Не перепутай! – улыбнулась Регина. – А то назовешь Броней – станешь врагом на всю жизнь.

– Не перепутаю, – пообещал Алексей, сердце которого сдавило от радости: Регина сказала «на всю жизнь». Неужели…

Из дома вышел Эдуард Борисович, оказавшийся вопреки ожиданиям абсолютно трезвым. Он обнял Лешу и развернул его, словно желая еще раз продемонстрировать жене и дочери:

– Цените! Вот такой парень!

А потом спросил у него:

– Как тебе моя дочь? Вы уже успели познакомиться и поговорить или ехали молча?

– Ты такой наивный, папа… – рассмеялась Регина, шагнув к Алексею и обнимая его за шею. – Мы уже пять лет любим друг друга.

Она быстро поцеловала Лешу и отстранилась, но руки с его шеи не убрала.

– Это правда? – не поверил Сименко.

– Правда, – серьезно ответил Верещагин. – Я уже пять лет люблю вашу дочь.

– О как! – хлопнул в ладони Эдуард Борисович. – А чего стоим тогда? Прошу всех к столу!

Как изменилась жизнь! Еще совсем недавно он мыл чужие машины – не всегда, конечно, собственными руками, хотя и самому приходилось, – он был доволен всем, даже порой работой, потому что не бедствовал. Для счастливой жизни не хватало лишь малости – именно счастья. А точнее – Регины. Многие считают, что отсутствие горя уже счастье. Но как тогда назвать радость, переполняющую теперь все его существо, не дающую дышать спокойно и размеренно, заставляющую звонче и сильнее биться сердце? Ему не хватало воздуха, чтобы надышаться, не хватало слов, чтобы описать то, что распирало его изнутри, хотелось бежать куда-то и кричать от охватившего его чувства. Но Алексей лежал тихо и дышать старался беззвучно, чтобы не разбудить прижимающуюся к нему Регину. Он думал о том, что будет завтра, что будет через два дня, через неделю, месяц, через годы. Если он каждую ночь вот так же будет лежать, ловя ее дыхание, то ничего иного уже не нужно от жизни.