Боярин Вячко поднялся.

Боярин одет, как и остальные, богато: несмотря на лето, на нем соболья шуба (чтобы видели богатство), бобровая шапка, сафьяновые сапоги; из-под расстегнутой шубы видна алая шелковая рубашка.

А сам он невелик, лицо коричневое, то ли от дел канцелярских, — на боярина князь еще в молодости возложил обязанность вести записи дел дружины, — то ли от какой болезни.

В руке он держал острое стило и квадрат хорошо выделанной бересты. На бересте он делал текущие заметки, а потом записи переносил на пергамент.

— Вячко, напиши наказ древлянам и полянам, чтобы их князья приехали ко мне на суд, — проговорил князь.

Придав лицу серьезное выражение, ударил кулаком по боковине кресла:

— Пошутили и будя! Нельзя нападать на свои же города и девок воровать. Все племена, которые платят мне дань, находятся под моей защитой — у нас одно государство! А не терпится побаловать — пусть воруют в Литве и Жмуди. Там девки тоже красивые. А еще лучше пусть идут на немцев, — эти варвары до сих пор людей едят. Или на ляхов, — хоть и славяне они, да хуже немцев.

— А если древляне не захотят идти на суд? — спросил Вячко.

— А не захотят: скажи — заставим кровью. Пусть едут на суд — рассудим по совести и нашим законам. Понятно? — сказал князь Буревой.

Вячко выцарапал на бересте запись и отозвался:

— Сегодня же напишу им письмо, князь. К вечеру будет готово. А кому поручим съездить к полянам и древлянам с твоим наказом?

Князь Буревой провел ладонью по седой бородке и задумчиво проговорил:

— В этом деле необходима твердость... пусть боярин Мороз ведает этим делом.

Боярин Мороз поднялся.

Этот покрепче, чем Вячко. Вид решительный и неприступный. В знак того, что волю князя слышал и готов исполнить ее, приложил ладонь к груди. Поклонился.

Затем холодным, словно он презирает всех, тоном ответил:

— Я готов ехать с твоим поручением, князь!

— Вечером придешь ко мне, возьмешь наказ. А утром выедешь, — сказал князь Буревой.

Мороз кивнул головой и вернулся на место.

Князь перешел к другому вопросу:

— А что солевары?

— Самовольничают соленые варяги: перегородили реку Ловать железной цепью, никому не дают прохода, — сообщил воевода Храбр.

Перегораживать реку железной цепью новое дело, — Госто-мысл раньше такого не слышал, поэтому, улучив момент, на ухо шепотом задал вопрос отцу:

— Отец, а зачем перегораживать реку?

— Зачем они перегородили реку? — спросил князь боярина Храбра.

Храбр пояснил:

— Чтобы никто не мог мимо проплыть, не уплатив пошлины. По Ловати купцы ходят на судах, мимо негде проплыть. Это солевары пример с греков берут, те жмоты и скупердяи, — придумали тысячу способов, как каждую медную монетку выманить с проезжего. Наши купцы жалуются на греков, — не дают честно торговать.

Пока он объяснял, князю Буревому в голову пришла мысль, что если дело так пойдет, то непременно придется воевать с солеварами.

А воевать с солеварами ему не хотелось, потому что они народ ушлый, в открытый бой не полезут, будут беспокоить торговые пути на реках и морях. От них и так никому нет покоя.

Да и невыгодно с солеварами воевать — разоришь соляные промыслы и большой прибыли лишишься.

Но и нельзя с ними не воевать, еще хуже будет: обычай у самих солеваров жесток, — льстись к сильному и бей слабого. Накопят слишком много золота, сломят голову и самому словенскому князю.

Мрачная мысль заставила князя тяжело вздохнуть, мышцы на мятых щеках пошли желваками, и он с нескрываемой тревогой обратился к воеводе:

— И что делать будем, Храбр, с варягами? Нельзя допускать самовольство. Дело так пойдет, глядишь, и с нас будут брать дань.

Воевода решительно отрезал:

— Нельзя потворствовать варягам. Их и так давно никто не бил, потому и зазнались. Пора бы их поучить.

Боярин Вячко кашлянул:

— Однако они обещались платить половину пошлины. И они то, что обещали, платят исправно.

Лицо князя расслабилось, для него решение было ясно, однако для порядка все равно требовалось спросить желание дружины, и он обратился к боярам.

— Так что, други, мыслить будем? Воевать или не воевать варягов?

Кто-то из бояр подал голос:

А зачем воевать солеваров, если они исправно платят хорошую долю?

Другие тут же поддержали его:

— Надо подождать. Крови мы не боимся, но и лить свою кровь понапрасну незачем.

— В таком случае решение принято — воевать подождем, — с облегчением проговорил Буревой. Он окинул взглядом бояр, выбирая самого пригодного для дела с варягами, — варяги народ хитрый, — потому нужен умный человек, способный разрушить их хитрости, но сделать это следует мирком, без ссор.

Его взгляд упал на боярина с простоватым лицом.

— Стоум! — обратился он к боярину.

С лавки поднялся боярин с гладко выбритым лицом. Не зря ему дали имя — «Стоум». Только на вид он смирный и простоватый.

Его отец, глядя на ребенка в колыбели, даже собирался ему дать имя — вроде Добромир.

Однако ребенок быстро показал свой истинный характер, однажды мать, покормив сына, оставила его на некоторое время на попечение служанки, которая тоже кормила ребенка. Когда она вернулась, то обнаружила на руках служанки двух детей, мирно сосущих материнское молоко.

Оказалось, служанка так была зачарована ласковым малышом хозяйки, что кормила его вместе со своим сыном.

Когда отец узнал об этом, то в изумлении воскликнул, — да он же умен в сто голов!

Так и приклеилось ребенку имя — Стоум.

Боярин хитрее Стоума князю не встречался.

— Слушаю князь, — почтительно сообщил Стоум.

— Проследи за солеварами, чтобы они честно платили нашу долю, — распорядился князь и пригрозил: — А не будут платить — войной на них пойдем! Спалим их городки и саму Руссу!

Немного подумав, князь задумчиво проговорил:

— А по уму, конечно, пора бы это воровское гнездо потревожить. Слишком они зазнались...

Стоум осторожно намекнул.

— Говорят, у них дружина ныне дюже добрая.

— А у нас — сильная! — уверенно проговорил князь.

Храбр заметил:

— На богатых солеваров все племена злые — сами варяги богатеют, а других почем зря разоряют. Кинем клич, все поднимутся. Крови никто не побоится — добычу на солеварах можно взять большую: золотом и мехом у них лари набиты.