Но девчонка не испугалась, спрыгнула из ладьи на берег и, уперев руки в тощие бока, встала перед Гостомысл ом и предложила:

— Может, побьемся на кулаках?

Гостомысл окинул оценивающим взглядом задиру: девчонка как девчонка: белобрысая; волосы заплетены в две торчащие в стороны, точно проволочные, тонкие косички; глаза сияющие, как само утреннее небо; рот в ухмылке до ушей. Только нахальная без меры. Впрочем, все девчонки нахалки.

— Не буду я с тобой драться, — рассудительно проговорил Гостомысл.

— Это еще почему? — норовисто проговорила девчонка и презрительно сощурила глаза. — Никак испугался?

— Не испугался! — насупившись, проговорил Гостомысл. — Только негоже князю с девками драться.

— Ну и ладно, — неожиданно легко согласилась девчонка и кивнула на лук за спиной Гостомысла, — это лук?

— А то что же?! — насмешливо ответил Гостомысл: девчонка начинала ему нравиться — веселая, смелая. — А тебя как зовут?

— Голубка, — ответила девчонка.

— Голубка? — Гостомысл удивленно округлил глаза. Какая же ты Голубка? Ты скорее — Росомаха. Вон как в драку лезешь.

Голубка хихикнула:

— Так я же не все время дерусь, а когда я не дерусь — я тихая.

— Что-то с трудом в это верится, — кольнул Гостомысл.

Голубка предложила:

— Давай постреляем?

— Давай, — согласился Гостомысл и снял лук с плеча.

— Чур, я первая! — заторопилась Голубка.

— А ты умеешь стрелять-то? — недоверчиво спросил Гостомысл, но лук и стрелу ей протянул.

— А то! — похвалилась Голубка. — Мне приходится ходить в походы.

— Ты в походах была? — удивился Гостомысл.

Отец пока не брал его в походы. И то, что девчонка видела, то, о чем он и не имел представления, задело его самолюбие.

Гостомысл небрежно проговорил:

— Ты же еще малая.

— А вот и была! — гордо ответила Голубка и спросила: — Куда стрелять?

— Вон в то дерево попади, — сказал Гостомысл и показал рукой на ближайшее дерево на берегу.

Дерево стояло далековато даже для Гостомысла. Он думал что Голубка тоже поймет, что до дерева слишком далеко, и она откажется стрелять по дереву. Тогда бы Гостомысл снизошел и предложил бы ей мишень поближе. Ему очень хотелось доказать этой девчонке свое превосходство.

Но Голубка, ничуть не смутившись, подняла лук и пустила стрелу. Стрела пролетела недалеко и упала на полпути.

Голубка смутилась:

— Не очень получилось. Я обычно стреляю дальше.

— Ага, — недоверчиво сказал Гостомысл, взял лук, натянул его изо всей силы и пустил стрелу. Его стрела пролетела дальше и упала у подножия дерева.

— Вот видишь, варежка соленая, как надо стрелять, — проговорил довольно Гостомысл.

Голубка обиделась:

— Я не варежка, я — русска! А ты все равно не попал, — радостно сказала Голубка.

— Я тоже обычно стреляю дальше, варежка соленая, — сказал Гостомысл и повторил: — Варежка соленая!

Голубка покраснела, сжала кулаки и пригрозила:

— Вот я тебе сейчас надаю по шее. Сам дурак.

Она была готова накинуться на него. Они были слишком юны и потому, наверно бы, драка состоялась. Но Гостомысл прекратил дразниться и замер, навострив уши.

Послушав несколько секунд, неуверенно пробормотал:

— Вроде рог дудел.

Голубка приложила к ушам ладони.

В это время снова раздался звук рога. Гостомысл встрепенулся и проговорил:

— Однако что-то нечисто!

Голубка предложила:

— Бежим к северным причалам, посмотрим?

— Бежим! — проговорил Гостомысл, и они рванули вдоль берега.

Пока бежали, Гостомысл отметил, что на берегу откуда-то появился народ, и люди тоже торопились к северному причалу.

Когда Гостомысл и Голубка подбежали к северному причалу, там уже собралась большая толпа.

Все угрюмо смотрели в сторону медленно подплывающей ладьи.

Даже с берега было видно, что у корабля довольно плачевный вид: борта утыканы дротиками и стрелами, паруса изорваны, видны следы пожара.

Гостомысл протиснулся к отцу, а вслед за ним и Голубка. Буревой покосился на девчонку.

— Что это за девчонка?

— Из солеваров она. Ладья ее отца стоит на южном причале, — быстро проговорил Гостомысл и поинтересовался: — А кто это причаливает?

— Три дня назад я посылал Медвежью лапу в Корелу. Две ладьи было. Возвращается одна, — коротко проговорил князь Буревой, и как только ладья коснулась деревянного настила, ловко переступил на палубу ладьи.

Вдоль бортов лежали раненые и тела убитых. Тела убитых были покрыты рогожей. Повсюду бурели лужи крови.

— Живой кто есть? громко спросил князь Буревой.

На корме послышался ломкий детский голос:

— Я живой!

К князю приблизился юноша четырнадцати лет. Его белая рубаха была в грязи и крови. Лицо в царапинах.

— Ты кто? — спросил князь Буревой.

— Я отрок Ратиша, сын Воислава, — сказал Ратиша.

— Знал я Воислава, — кивнул головой князь и спросил: — Где Медвежья лапа?

— На носу лежит, он ранен, — сообщил Ратиша.

Князь Буревой отдал приказ людям на берегу:

— Берите раненых и тела!

Затем прошел на нос ладьи. Тут на лавке он обнаружил Медвежью лапу.

Боярин лежал прикрытый плащом. Лицо Медвежьей лапы было бледное, словно сама смерть стояла у его головы.

— Что с ним? — склонился над ним князь Буревой.

— Он жив, — сказал Ратиша.

Медвежья лапа с трудом приоткрыл глаза.

— Что случилось, кто на вас напал? — потребовал ответа князь.

Медвежья лапа что-то невнятно проговорил, и его глаза закрылись.

Пояснил Ратиша:

— Вчера в море на нас напали заморские разбойники. Они перебили всех на второй ладье, и увели ее, а мы едва отбились — благодаря Медвежьей лапе. Он перебил много врагов, но его ранили. Так как все наши были ранены, то я в одиночку поставил парус. Хорошо ветер был попутный. И вот мы пришли.

— Ты не ранен? — спросил князь, глядя на пятна крови на рубахе Ратиши.

— Нет, это чужая кровь. Меня охранил Медвежья лапа, — сказал Ратиша.

Князь, заметив, что веки Медвежьей лапы снова дрогнули, наклонился над ним и позвал.