* * *

Дед Мазай почуял беду или неведомым путем узнал, что один из «зайцев» тонет, ни с того ни с сего примчался — его красная «девятка» стояла у подъезда. Глеб обрадовался, махнул на второй этаж, однако у двери генерала не оказалось. Он явился через пару минут, как Глеб вошел в квартиру, — услышал звук открываемой железной двери.

— Что, намокла задница? — заворчал он с порога. — Бултыхаетесь тут в водяре день и ночь… Работу нашел?

— В МИД переводчиками не берут, — доложил весело Головеров. — В «Интурист» рожами не вышли, смущает родословная…

— Куда захотели! В МИД!.. Говорил вам: ищите свою нишу в обществе!

— Ниша у нас одна, дед: рэкет рэкетиров, экспроприация экспроприаторов. Работа для головы и рук.

— Там для вас хорошая ниша оставлена, — генерал осмотрел жилище и плюхнулся в кресло. — И деляны на лесосеках отмерены — за пятнадцать лет не вырубить.

— Сначала пусть попробуют взять.

— Брать вас не станут, перестреляют из-за угла у собственных подъездов. Правых и виноватых — всех на всякий случай. Думай, начальник штаба! Думай!

— Дед, а ведь ты виноват! — возмутился Глеб. — Ты держал нас в черном теле, ты нас изолировал от общества. И мы ему теперь не нужны.

— Я правильно делал! — взорвался генерал Дрыгин. — Потому что я — государственник. И знаю, что для чего существует в этом мире. Такая «Молния» необходима любому режиму в супергосударстве. Любому! И нашим жлобам, если удержатся у власти, это придет в голову… А вам, «зайцы», и не нужно знать, как и чем живет общество. Вы только обязаны обеспечивать его высшие интересы. Как монахи, сидеть и молиться и радеть за свой народ. Вы готовились для поединков. Вы — Осляби и Пересветы!

— Спасибо, отец Сергий, — съязвил Глеб. — Утешил!

Дед Мазай вздохнул, натянул на колене вязаную шапочку, сдобрился:

— Давай, Глеб, давай, короткими перебежками вперед. Ты молодой! Давай!.. Прикрывайте друг друга. Прости, мне нечем вас прикрыть, патроны кончились.

От его слов почему-то пахнуло пороховым дымом. У сладковато-душного этого запаха было одно замечательное качество, открытое Глебом еще в первой операции: он обладал наркотическими свойствами, притуплял чувство страха и в какой-то степени даже веселил. Особенно ярко это ощущалось, когда бой шел в здании и дым накапливался в коридорах и на лестничных клетках до какой-то особой кондиции. Легкий аромат его казался пустым и летучим; перенасыщенный же запах напоминал уже запах свежей крови…

— Меня тут пригласили бороться с организованной преступностью, — сообщил Головеров. — Я отказался…

— Почему? Ну почему вы от милиции нос воротите?

— Да тут другое… Надо же привыкнуть, сделать движение. Помнишь, как ты первый раз объяснялся в любви? Рот откроешь — слова не идут.

— Кто про что — вшивый про баню, — вздохнул генерал. — Кстати, о птичках, я тут разведку провел без тебя, почти все уладил с соседкой. Девчонка видная, да только стерва, думаю, ты тут и сам время не терял…

Головеров вдруг с тоской отметил, что не исполнил своей неофициальной должности и не успел толком рассмотреть нижнюю соседку. Затопление сбило «прицел», залило окуляры… А ведь воду собирали с пола бок о бок.

— Упустил, — признался он. — Я и соседей-то не знаю…

— Зовут ее Женя, двадцать пять лет, работает на фабрике мягкой игрушки швеей. Хозяин — какой-то голландец, — доложил генерал. — За порчу квартиры требуется восемьсот тысяч плюс моральный ущерб на такую же сумму… Вот как надо бабки зарабатывать! И ведь ничего не скажешь! Пострадавшая сторона! Поехали по мужикам искать деньги…

— Я нашел, — сказал Глеб. — Хватит, еще себе немного останется.

— Чего ты сидишь? — рассердился дед. — Иди вручай! Немедленно! Привалит комиссия из префектуры — составит документ!..

Они простились на лестнице, и Глеб неназойливо позвонил в дверь соседки Жени. Она освобождала кухню от вещей и легкой мебели: паркет все-таки вспучился и прогибался под ногами, как резиновый. Деньги взяла сразу, без всякого жеманства, и Глеб успел оценить ее — действительно ничего! Эдакая мягкая игрушка, и взгляд уже теплый, даже ласковый, — наверное, после генеральской разведки. А в движениях некоторая беспомощность, приглашение к тому, чтобы помог убрать с кухни тяжелые шкафы. Головеров сделал это с удовольствием, предложил свою помощь на будущее и удалился.

Деньги хоть и небольшие, но оставались, и потому Глеб сходил в магазин, закупил продуктов — холодильник совершенно пустой! — взял на всякий случай бутылку водки и бутылку шампанского. Вечером надо пригласить эту «мягкую игрушку» в гости и окончательно познакомиться. Возвращаясь назад, он увидел возле соседской двери мужчину. Видимо позвонив, он ждал, когда откроют, и теперь расстегивал дубленку, снимал шарф, готовый раздеться, едва перешагнув порог. Через несколько секунд ему открыли. «Мягкая игрушка» поцеловала гостя наскоро, как обыкновенно целуются муж с женой или давние любовники.

— Я ненадолго, — предупредил мужчина и затворил за собой дверь.

И эта ниша оказалась занятой…

Головеров лежал на диване, когда услышал внизу, прямо под собой, характерные звуки. Там занимались любовью. Сдавленные стоны и рыдания «мягкой игрушки» напоминали ее утренний плач. И если бы к нему не примешивался мужской скулящий голос, можно подумать, что у соседки снова случилось несчастье.

Все это было в каких-то полутора метрах под Глебом; хорошая слышимость объяснялась почти сквозным отверстием, куда привешивалась люстра. Чужая любовь ударила в голову и опьянила сильнее водки. Он почувствовал прилив знакомой бычьей энергии, яростной, злобной и веселой одновременно. Так всегда было во время боя, когда смысл действий сводился к страсти бесконечного движения, управляемого уже не разумом, а интуицией и желанием не только выжить, но и победить. Победить непременно! Оставалось лишь подчиниться этим чувствам и все время удерживать себя в их магнитном поле.

Эта энергия и была сутью воинского духа, который заменял в бою медлительное и не всегда верное сознание. Сексуальная энергия имела одинаковую с ним природу…

* * *

Мягко и настороженно двигаясь по квартире, он отслеживал все, что происходило внизу. Вот зашумела вода в ванной комнате, хлопнула дверь на кухню, вздохнул вспученный паркет. Кажется, потянуло запахом кофе: тяжелая электроплита оставалась еще на кухне. В комнате что-то уронили, послышался тихий смех «мягкой игрушки», будто бы повеяло дымом американских сигарет…

Течение времени не гасило энергии воинского духа, напротив, аккумулировало ее, двигало к критической массе. Наверное, она каждую весну толкала весь живой мир к поединку самцов, заставляла биться их до победы, а то и до смерти, однако даже и при таком исходе оставаясь самой живительной и сверкающей из всех энергий.