— О! Какой резвый конь!

— Да это же совершенствующийся с Пика Сышэн!

В разгар веселья со стороны Пика Сышэн прямо к месту представления стремительно мчался черный конь!

На лошади сидели двое всадников: один из них, в черной надвинутой на глаза остроконечной шляпе, был так плотно завернут в черный плащ, что невозможно было определить ни пол, ни возраст, второй была женщина лет сорока, с грубыми натруженными руками и обветренным лицом, на котором в сетке морщин отпечатались годы пережитых страданий.

Увидев человекоподобных медвежат, она разрыдалась. С трудом спустившись с лошади, женщина на подкашивающихся ногах бросилась к одному из них и, крепко обняв этого «писю», упала на колени и завыла:

— Сыночек! Мой сынок…

Окружившие их люди были в замешательстве. Кто-то почесал затылок и пробормотал:

— Эй? Разве это не детеныш древнего мифического зверя писю? Как эта женщина может называть его сыном?

— Неужто это и есть мать писю?

— Ой, вот это жуть. Выходит, самка писю обернулась человеком.

Сельские жители в большинстве своем были простые и невежественные люди, поэтому и болтали всякую чепуху, но Мо Жань сразу понял, в чем тут дело.

Поговаривали, что некоторые провинциальные даосы воровали маленьких детей, отрезали им языки, чтобы они не могли говорить, обливали кипятком и на лишенную кожи плоть приклеивали шкуры только что освежеванных диких зверей. Когда раны заживали, шкура врастала намертво и малыши внешне выглядели как оборотни. Эти дети не могли ни говорить, ни писать. Их заставляли обманывать людей, участвуя в представлениях вроде «писю считает», а если они отказывались, били палками.

Неудивительно, что Мо Жань не почувствовал от них никакой темной энергии, ведь эти «писю» были не монстрами, а живыми людьми…

Пока он размышлял на эту тему, завернутый в черный плащ человек что-то тихо сказал лже-заклинателям, отчего те взбеленились и принялись громко орать:

— Извиниться? Такой уважаемый патриарх, как я, знать не знает, как пишется слово «извини»!

— Что с того, что ты с Пика Сышэн?

— Занимайся своими делами, а в наши не лезь!

Заклинатели стянули на землю человека в черном и, обступив его со всех сторон, начали бить.

— Ой! Ааа!

Видя, что его собрату по ордену собираются навалять, Мо Жань только хохотнул:

— Ай-яй-яй, какая жестокость.

У него и мысли не было прийти на выручку этому человеку. С прошлой жизни он испытывал стойкое отвращение к этой принятой в его духовной школе манере при виде несправедливости тут же бросаться на помощь и заступаться за всех подряд. Стоило одному из котят госпожи Пика забраться на дерево, и эти дураки уже толпой бежали его снимать. В ордене Пика Сышэн все, начиная от главы, заканчивая самым заурядным учеником, были наивными простаками[3.10].

В мире так много всякой несправедливости, что так и помрешь от усталости, пытаясь что-то изменить.

— Бей его! Бей!

— Вот это удар!

Как воронье слетается на запах крови, так и люди плотным кольцом окружили место драки, спеша присоединиться к общему веселью.

— Так много людей напали на одного, и как вам не стыдно?!

— Господин заклинатель, осторожней, сзади! Ай-яй! Повезло! Вау! Вот это да…

— А хорошо он уклонился!

Людям нравилось смотреть на драки, но отношение Мо Жаня было совсем иным. На своем веку он повидал так много кровавых битв, что сейчас для него все происходящее было сродни жужжанию докучливой мухи. Неспешно стряхнув с одежды шелуху арахиса, он встал, чтобы уйти.

Спустившись по лестнице, Мо Жань снова увидел, как несколько даосов пытаются справиться с завернутым в черный плащ человеком. Привлеченный звуком рассекающего воздух меча, он, скрестив руки на груди, прислонился спиной к косяку двери. Хватило одного взгляда на сражавшихся людей, чтобы юноша насмешливо прицокнул языком.

Вот позорище!

Любой ученик Пика Сышэн мог сражаться на равных с десятью противниками. Выходцы из его ордена славились своей отвагой, дерзостью и бесстрашием. Но человек в черном плаще был, мягко говоря, не воин. Мо Жань своими глазами видел, как эти провинциальные заклинатели стащили его с коня и начали бить ногами, а он только уходил от ударов, даже не пытаясь применить против них духовную силу. Наоборот, этот слабак еще и пытался вежливо увещевать своих обидчиков:

— Благородный человек не станет распускать руки, когда можно договориться. Пожалуйста, давайте спокойно все обсудим. Почему вы не хотите выслушать меня?!

Заклинатели: — …

Мо Жань: — …

О чем подумали заклинатели в этот момент?

«Что? Мы врезали этому парню пару десятков раз, а он, как матрона из благородной семьи, пытается вести с нами светские беседы и утверждает, что благородный человек решает дела словами, а не силой? У него в голове вместо мозгов начинка для пирожков?»

А вот выражение лица Мо Жаня при звуке этого голоса совершенно изменилось. В этот момент небо и земля закружились у него перед глазами. Он с трудом смог сделать вдох и широко открыл глаза, все еще не веря... Голос… этот голос…

— Ши Мэй! — хрипло крикнул он и бросился к нему. Наполненной духовной силой ладонью вмиг разметав в стороны всех пятерых провинциальных заклинателей, он опустился на колени перед закутанным в грязный черный плащ избитым юношей. Ему не удалось сдержаться, и голос его дрожал, когда он позвал:

— Ши Мэй, это ведь ты?

Автору есть что сказать:

хотя его имя Ши Мэй[3.11], все-таки он шигэ… Запомните, шигэ[3.12]!

[от пер. не младшая сестричка, а старший братик, так и запишите!]

[Визуал к 3 главе]

Глава 4. Младший двоюродный брат этого достопочтенного 

На самом деле этого человека звали Ши Мэй, а не шимэй[4.1].

И даже если с первого взгляда не всегда было понятно, мужчина ли это, с точки зрения времени принятия в обучение Учителем он, несомненно, был старшим соучеником[4.2] Мо Жаня.

Причина, по которой он носил это неудачное имя, была в том, что образование главы Пика Сышэн оставляло желать лучшего.

Ши Мэй был брошенным сиротой, которого глава когда-то подобрал на землях ордена и забрал с собой. Этот ребенок с детства отличался слабым здоровьем, поэтому для того, чтобы увеличить его шансы выжить, господин Сюэ решил дать ему невзрачное имя[4.3].

От переводчика: в древности ребенка могли называть неблагозвучным «детским» именем (в возрасте 15-16 лет ребенок получал основное