Земля стала скользкой. По ней стало опасно ходить. Ее густо покрыли мертвые и умирающие. Делая каждый шаг, Стивр ощущал, как нога натыкается на вздрагивающие или уже затихшие тела. Он шел по рукам, ногам, головам, вдавливая их в землю, чтобы они побыстрее добрались до преисподней.

— А-а-а, — неслось отовсюду. И в этом крике не было слышно отдельных слов, все слилось в гул, неразборчивый гул, в котором различались стоны, а еще была в нем ненависть, боль и смерть. Смерти больше всего. Стивр и сам тоже что-то кричал, совершенно не сознавая этого, а мозг не успевал уследить за тем, что делало тело. Если бы он размышлял над тем, как ему лучше укрыться щитом и нанести удар, то наверняка был бы уже мертв. Тело лучше, чем мозг, знало, что надо делать в эти секунды. Чудно было сознавать: ты еще жив посреди этого разгула смерти. Он чувствовал, как под шлемом по лицу течет пот. Губы сделались солеными. Он медленно впадал в безумие, подобно северным варварам, наевшимся галлюциногенов, приготовленных из ядовитых грибов.

Трещали пробиваемые щиты, шлемы и панцири, хрустели кости. Нечисть еще не увязла. Стивр не знал, ввела ли она в сражение основные силы, поэтому Крег должен был все еще прятаться и ждать. Стивр боялся, что тролль, увидев, как умирают люди, как тают их ряды, не выдержит и откроется раньше времени.

— Не спеши, не спеши, — шептал он, точно тролль мог его услышать в этом хаосе. Он и сам себя не мог услышать. У него сбило наплечник, и вся одежда пропиталась кровью, уже начинавшей подсыхать, срастаться с одеждой, а из-за этого каждое движение причиняло боль. Но он ее уже не чувствовал. Какой смысл кричать в этой свалке, обступившей его со всех сторон, держать строй, ведь их уже почти сломили, почти перебили, но ему еще несколько раз удавалось-таки перегородить этот перевал плотной стеной щитов, пока нечисть не находила в ней лазейку и опять не рассеивала людей.

Впереди он увидел, как дерутся три зверя, отдаленно напоминающие волков. Люди их не боялись, напротив, старались быть поближе. Вставая на задние лапы, они становились чуть ли не в полтора раза выше самого рослого из нечисти, когти на пальцах у них были лишь немногим тупее, чем ножи противников. Они успели построить вокруг себя вал из трупов.

— Оборотни, — прошептал Стивр.

Он не знал — превратился ли в оборотней кто-то из тех, кто пришел с ним, или это кто-то из северных варваров. В любом случае — инквизиторы объявили оборотней вне закона, и если они прознают об этом, то отправят их на костер. Но никто не выдаст. Никто! Да и выдавать через несколько минут стало некого. Оборотней накрыла очередная вражеская волна.

Что-то красное стало всходить над нечистью, ложась кровавыми отблесками на серые спины и головы. Стивр подумал сперва, что приближается рассвет, обрадовался этому, потому что умирать при свете нового дня было отчего-то приятнее. Но для восхода было еще слишком рано. Это было не солнце. Это горела церковь, которую они оставили уже далеко. Когда они еще сражались возле нее, Стивр видел, как на ее крыше обосновались несколько лучников и стрелков. Нечисть лезла по гладким стенам, цепляясь за них крохотными крючочками на пальцах. Воины отбивались от нее прикладами, ножами, а то и просто спихивали с крыши, толкнув ногой. Однажды они вытащили из груды тел перемазанного в гное и крови человека, схватили его за поднятые руки, подтянули вверх, забросили на крышу, чтобы тот очухался. Человек почти сразу же вскочил на ноги. Его пошатывало, и, подойдя к самому краю крыши, он едва не свалился вниз. Он с тоской посмотрел на откатывающийся людской вал, понимая, что ему уже не добраться к своим, а спустись он сейчас с крыши — наверняка утонет в этом море нечисти. Люди и вправду оставались на острове посреди враждебного океана. Надежды на помощь почти не было. Стивр его не знал, он ведь не мог быть знаком со всеми из его отряда. Но то выражение, что появилось на лице бойца, он навсегда запомнил. В нем была обреченность, но она сошла с лица, когда парень разжал пальцы мертвого ополченца, валявшегося рядом, забрал уже не нужный ему меч, и…

Стивр отвлекся, краем глаза уловив бросившегося на него врага, отклонился от когтистых лап, нанес удар, отсекая вначале переднюю конечность, затем щитом оттолкнул противника, чтобы тот не останавливался, а пробежал подальше и упал, подскочил к нему и глубоко вонзил меч, пробив панцирь, хитиновую оболочку и тело. Сильно дернув за эфес, он высвободил меч. Из раны фонтаном забил гной. Стивр опять посмотрел на церковь, но парня на ее крыше уже не было. Теперь она горела. Не вызывало сомнений, что все, кто был на крыше, так там и остались. Только северные варвары любили сжигать своих мертвых, думая, что так их души побыстрее попадут на небеса, а соплеменники Стивра предпочитали все же упокоиться в земле. Примут ли их в раю северных варваров, когда они туда постучатся?

Тролли пробили стенки бассейна. Вода разлилась по земле. Нечисть ступила в нее и стала оседать, проваливаться, будто глубина там была не каких-то несколько сантиметров, а полметра, а то и больше. Их ноги все уходили и уходили вниз, точно их болото засасывало, потом пришел черед тел и голов, и вот наконец на поверхности воды образовалась противная слизистая пленка. Наступавшие враги так и не могли переступить через нее, даже не решались пройти по все еще не успевшим растаять телам своих товарищей. Ждали, пока вода совсем не высохнет.

Инквизитор читал молитвы над бассейном, водил руками в причудливых жестах и что-то шептал, делая все прибывающую воду ручейка тоже смертельной для нечисти, пока в его спину не воткнулось сразу три ножа. Один засел неглубоко, запутался в складках одежды и выпал, но зато любой из двух других нанес смертельный удар. Инквизитор замер с поднятыми руками, то ли пробуя взлететь, то ли моля небеса принять его, ведь он до конца исполнил свой долг. Кто его знает, успел ли он получить ответ, прежде чем тело его стало заваливаться вперед, перегнулось через стенки бассейна и упало в святую воду. Она охватила его, пошла пузырями, вспенилась, наткнувшись на торчащие из спины кинжалы, и растворила их, но залечить нанесенные ими раны уже не могла. На мертвом лице инквизитора застыла блаженная улыбка. Эту улыбку никто не видел.

Меч давно был в липком гное. Стивр все никак не успевал обтереть его, а теперь было уже слишком поздно — гной затвердел наростами на клинке, затупил его. Хорошо еще, что не растворил, а то стек бы клинок до эфеса, да еще руку разъел бы до костей. Стивр все махал и махал им, из стороны в сторону, как косарь, но нечисть от этих ударов почти не падала. Доспехи тупой сталью не пробить: сколько ни колоти по ним — только вмятины и остаются.

Небо стало сереть, четко очерчивая силуэты гор, бледнеть, становиться прозрачным, а когда оно выкрало у темноты людей, Стивр понял, как же их мало осталось! В темноте этого было и не разобрать, темнота прятала всех, но теперь-то он знал, что рядом не более двух сотен человек, а позади — обозы с еще сотней раненых, многие из которых, по крайней мере те, что чуть оправились от ран и могут хоть как-то держать меч или копье, уже опять возвращаются в строй, бредут неспешной и нечеткой походкой навстречу своей смерти.

Над обозом реял штандарт, обозначая последнюю границу, где они еще могут попробовать зацепиться среди порушенных телег, скарба и умирающих тел. В начале битвы штандарт был в первых рядах, но два человека, которые держали его, погибли. Теперь, чтобы он раньше времени не достался врагу, его утащили в тыл. Впрочем, это для людей штандарты что-то значили, а нечисть и не поняла, зачем люди водрузили на шест эту тряпку и размахивают ею над головами, точно это пугало какое-то, каким отгоняют птиц от засеянных полей. Совсем из ума выжили от страха! Таким пугалом нечисть не отогнать. Глупые, глупые люди…