— Детка, что ты натворила? — шикнула она, — идем. Идем отсюда. может, ещё с рук сойдет… тут плохо не то, что ты дала принцу пощечину, а то, что ты сделала это прилюдно. Что такого он тебе сказал?

Камилла лишь замотала головой и промолчала.

— так, — с ужасающим спокойствием сказала матушка, — бал окончен. Пойдем, подождешь в тихом уголке, а я разыщу отца. Поедем домой. Потом, конечно, придется принеси извинения — слышишь? тебе надо будет извиниться, Камилла, но не прямо сейчас… думаю, чуть позже… А теперь — домой, домой!

И она действительно отправилась на поиски отца, оставив Камиллу в каком-то темному углу в совершенном одиночестве. теперь Камилла слышала звуки музыки, это было удивительно — неужели они продолжают танцевать, после такого-то? Сама она не могла справиться с противной мелкой дрожью, забилась в угол, словно крольчонок, и, стискивая пальцы, все думала, думала… Как она могла? Почему так получилось? За всю свою жизнь не подняла руку на бестолковую служанку, зато дала по морде принцу… ох, как все ужасно… И что же теперь будет? она готова извиниться, лишь бы только никто не трогал папеньку и маменьку…

Камилла варилась в котле из собственных страхов и раскаяния. не надо было… Да уж теперь не исправишь… И потому с рыданиями бросилась на шею отцу, а он погладил ее по спине.

— ну, полно, полно, курочка. может, все обойдется. младший Лоджерин, говорят, вспыльчив — но отходчив. Да и… что, думаешь, никто ему по морде не давал?

— н-не знаю, — промычала Камилла в отцов воротник.

Папа был стареньким, но все равно, в его объятиях было не так страшно.

— однако, лучше нам податься домой, — добавил папенька, все ещё гладя Камиллу по спине, — что скажешь, госпожа баронесса?

— Да, уж недурственно было бы отсюда убраться, — услышала Камилла.

— Курочка моя, — сказал барон, — не надо плакать. Слезами делу не поможешь… Идемте, разыщем карету.

Удивительно, но из замка они выбрались без единого препятствия. Камилла, шмыгая носом, даже заметила, что на них никто особо и не смотрел — как будто все разом забыли, что принц получил пощечину. Потом, уже в карете, матушка укутала ее шалью и обняла за плечи. Папенька громко вздыхал в потемках, а когда карета покатилась прочь от герцогского замка, все же спросил:

— Что он тебе такого сказал, м-м?

Камилла судорожно выдохнула и покачала головой.

она не могла повторить этого. Просто — не могла.

Лучше бы отцу не слышать, что Эдвин сказал про таких, как они.

— ну, ладно, — барон снова вздохнул, — будем надеяться, что брат загладит это… недоразумение.

Камилла тоже вздохнула. Ее все ещё потряхивало, никак не получалось успокоиться.

— наверное, балы — это не для меня, — пробормотала она.

— не говори чепухи — сварливо заметила матушка, — но, детка, ты должна понимать, что всем дуракам ты по щекам не нахлещешь. надо держать себя в руках…

В карете воцарилось молчание.

они ехали, все дальше от замка, и Камилла наконец смогла унять противную дрожь. А мысли все крутились и крутились, словно колеса, возвращаясь к одному и тому же вопросу: как такой красивый мужчина, как Эдвин Лоджерин, мог оказаться такой свиньей и мерзавцем? Как такое возможно? Всегда ведь говорят, что внешность отражает характер. А оказывается — далеко не всегда.

она-то, дурочка, думала, что выйдет замуж за принца, и все будет хорошо.

А получилось… некрасиво и нехорошо.

Камилла бросила взгляд в окно кареты: постепенно они приближались к лесу. Высоко в небе сияла чистая монетка луны, и оттого ельник казался облитым серебром. но к луне подкрадывалась большая темная туча, намекая на скорый дождь. Или даже грозу. Камилла нашла на небе созвездие Хранителя и мысленно попросила его, чтобы все было хорошо, и чтобы все забыли сегодняшнее происшествие. но что-то подсказывало, что Эдвин Лоджерин такое не забудет. Вряд ли ему давали пощечины в присутствии такого количества знати.

Потом дорога влилась в самую гущу леса, и неба не стало видно. Все укрыла тьма, но не уютная и бархатная, а холодная, перемешанная с клочьями тумана и беспокойная.

— Как бы чего не случилось, — сонно пробормотала маменька.

«Как бы ничего не случилось», — повторила мысленно Камилла, невольно вспоминая, какой горячей и жесткой была ладонь принца. огненный росчерк в ночи, стремительный, не ведающий пощады… она вытерла пальцы о подол платья, пытаясь стереть саму память о прикосновениях этого человека. отвратительно… Все просто отвратительно.

И время как будто замедлило ход. Сколько еще ехать сквозь лес?

…она почему-то не удивилась, когда услышала конское ржание и топот копыт.

— Что это? — встрепенувшись, Камилла затрясла матушку за руку, — вы слышите? Папа?

— Слышу, — недовольно пророкотал барон, — не могу сказать, что мне это нравится. но… будем молиться, чтобы обошло стороной.

— но ведь… это могут быть верги? — спросила матушка.

— Зачем им лошади, дорогая? они выскакивают из-под земли, словно грибы по осени.

отец закряхтел, завозился на своем сиденье, и Камилла с ужасом увидела, как в потемках блеснула сталь.

— Папа…

— Помолчи, — строго сказал он, — и если что… выскакивай по другую сторону кареты. И беги. Прямо в лес. Хранитель милостив, ничего с тобой не случится. нет, постой. мать, помоги ей избавиться от юбки.

— Что? — пискнула Камилла.

— Быстрее, быстрее, — матушка уже ловко развязывала пояс, — вот так…

Шелк прохладной волной сполз на сиденье, а Камилле вмиг сделалось так холодно, что зубы застучали.

— Успокойся, — сказала матушка, — иногда нужно оставаться очень спокойной, только тогда ты сможешь что-то сделать.

И зачем-то быстро поцеловала в лоб.

Лошадиное ржание внезапно раздалось совсем близко. Какие-то окрики, приказ остановиться…

— Это не верги, — как-то устало сказал отец, — не верги.

Карета дернулась и стала. А потом раздался крик, стремительно перешедший в булькающий хрип. И тяжелый звук падения.

Барон дождался, когда снаружи резко открыли дверцу кареты, ткнул наугад кинжалом, но, видать не попал, потому что невидимая сила тут же выволокла его, и последнее, что Камилла услышала, было:

— Беги!

— Беги, — повторила матушка, ее светлые глаза вдруг показались двумя провалами в вечную ночь.

И не успела Камилла опомниться, как матушка, такая нежная и хрупкая, резко толкнула противоположную дверцу, буквально вышвыривая Камиллу куда-то в ночь и колючки.

— мама! — Камилле казалось, что она кричит, но на самом деле из горла ползло сипение.