– Господин Вирхов, – тихо произнес заплетающимся языком Тернов, – я доставил свидетельницу. Важную.

– Ха-ха. – Дашка чмокнула Тернова в щеку. – Я и есть самая важная. Что говорить, Павлуша? Напомни?

– Про футляр, киска, – едва выговорил Тернов.

– Ну? Я жду. – Вирхов с трудом сдерживал глухую ярость.

Ноги Дашки подгибались, и Павел Миронович, хватая ее за талию, старался утвердить свою даму в вертикальном положении.

– Ну, говори, кто дал Степану футляр?

– Я же говорила тебе, зайчик, – игриво капризничала Дашка, вытягивая губки, – говорила.

– Ну повтори, киска, повтори. – Тернов из последних сил таращил сами собой закрывающиеся глаза.

– Ну этот... друг... наш общий... – пролепетала Дашка и, сделав неосторожное движение рукой, потеряла равновесие.

Более ничего важного Вирхов не услышал. Кандидат Тернов и важная свидетельница Дашка-Зверек свалились к ногам изумленного Карла Ивановича и мгновенно погрузились в пьяный сон.

Профессиональная совесть не позволила доктору Коровкину покинуть место происшествия, не оказав бедолаге-плотнику медицинской помощи, в которой тот нуждался.

Семен Осипов, крупный рябоватый парень, которого артельщики извлекли из-под обломков досок, лежал на деревянном помосте и стонал. Открытых переломов доктор не обнаружил, но ребра плотника порядком пострадали, не исключалось и сотрясение мозга. Отвергнутый воздыхатель посадской мадонны после оказания первой помощи был отправлен в больницу.

Отобедав в родной Адмиралтейской части в ресторане «Фортуна», у старого знакомца и пациента Порфирия Федулова, доктор Коровкин направился домой на Большую Вельможную. Он намеревался позвонить следователю Вирхову и на квартиру Муромцевых. Больше всего его интересовало, как обстоят дела у Марии Николаевны? Обращался ли к ней Карл Иванович Вирхов в связи с печальным событием в Воздухоплавательном? Навещала ли она свое сыскное бюро «Господин Икс»? Справляется ли с поручениями ее помощник? И наконец, собирается ли она завтра возвращаться на дачу? Они могли бы поехать вместе. Однако ответов на эти вопросы доктор не получил – трубку телефонного аппарата в квартире Муромцевых никто не снимал.

Клим Кириллович, облаченный в домашнюю бархатную куртку, возлежал на диване в прогретой солнцем коричнево-розовой гостиной и читал брошюру о музыкальной терапевтике: заботливая тетушка оставила ее на видном месте. Предложение англиканского пастора Максуэлла использовать лечебные свойства музыки поддерживал российский физиолог академик Тарханов. Особенно доктору нравилась идея устроить зал с оркестрионом в грандиозном здании акушерско-гинекологического института, возводимом на Васильевском острове. Он сразу же представил красавицу Брунгильду, старшую дочь профессора Муромцева, известную пианистку, играющую там Моцарта. Моцарт по телефонам поступает во все комнаты, где находятся роженицы.

Доктор улыбнулся, встал с дивана и снова телефонировал Муромцевым. Телефонная барышня ответила, что там к аппарату никто не подходит. Видимо, Мура еще не вернулась.

Часы в гостиной пробили десять. Клим Кириллович чувствовал, что с каждой минутой его охватывает все большее беспокойство. Кто-то другой, поселившийся в глубине его сознания, нашептывал, что с девушкой случилось несчастье. Мелькнули в памяти сцены пьяного разгула на ночных улицах, в воображении вспыхнули жуткие картины насилия, жертвой которых могла стать беззащитная бестужевская курсистка. Можно ли порядочной барышне заниматься сыском в российской столице? Это не на Бейкер-стрит – сидеть у камина, наслаждаясь решением интеллектуальных головоломок!

Доктор шагал из угла в угол и возражал внутреннему пессимисту. Хуже всего, что квартира, снятая под бюро, еще не телефонизирована! Нет ничего мучительнее, чем неизвестность.

К одиннадцати доктор поспешно переоделся, взял неизменный медицинский саквояж и через полчаса входил в контору «Господина Икса». Дверь ему открыл господин Бричкин – испуганное выражение округлого лица тут же сменилось на более спокойное, щеточка черных усов перестала дергаться.

– В чем дело? – спросил с порога доктор Коровкин. – Что случилось?

– Мы, мы... мы думали, что это опять госпожа Брюховец, – виновато пояснил Бричкин, запирая дверь за посетителем.

Войдя в приемную, доктор был несказанно удивлен. Мура сидела у стола, на котором валялась безобразная шкурка. Одета юная сыщица была странно – серая юбка в сборку, передник, как у прислуги, черный жакет, на ногах немыслимые опорки. Ее прекрасные темные волосы скрывал дешевенький платок с бахромой. В глазах девушки стояли слезы.

– Клим Кириллович!

Мура бросилась навстречу доктору и, оказавшись в его осторожных объятиях, зарыдала.

– Ну-ну, успокойтесь, дорогая Мария Николаевна, успокойтесь, сейчас я дам вам брому, – бормотал доктор, желая, но не решаясь погладить девушку по голове. – Что за маскарад?

– Я так несчастна! – всхлипывала Мура. – Я не могу ничего расследовать, у меня нет талантов, лучше я займусь историей.

Доктор бережно довел ее до стула, заботливо придвинутого Софроном Ильичом.

– Нет ли у вас чего-нибудь обеззараживающего? – спросил Бричкин, виновато оглядываясь на Муру. – Надо бы свою аптечку держать, да еще не успели этим озаботиться. А рану следует обработать, боюсь нагноения.

Доктор поставил на стол саквояж и полез в его разверстый зев.

– Ну-ка, ну-ка, рассказывайте, где и у кого рана?

– Видите ли, господин Коровкин... Пришлось мне сегодня отправиться во владения господина Павлова...

– Павлова? Какого? – Клим Кириллович извлек бромистый натр, перекись водорода, перевязочный материал.

– Физиолога нашего величайшего. Сразу скажу: допущен в святая святых не был. Хотел проникнуть на исследуемую территорию нелегальным образом. Перелезал через забор. Да отяжелел, доски меня уж не держат. Одна и обломилась. Гвоздем поранил голень. Вы позволите?

Бричкин взглянул на Муру, и когда та, приняв от доктора лекарство, смущенно отвернулась, задрал узкую полосатую брючину – бледную отечную ногу обезображивала рваная рана, края ее припухли.

– Сейчас обработаем. – Доктор покачал головой. – Рана весьма опасна. Лучше бы вам полежать денек-другой, не тревожить ткани.

Он покосился на отвернувшуюся Муру.

– Пока я занимаюсь антисептикой, хотелось бы услышать, чем так расстроена Мария Николаевна.

Всхлипывания за его спиной прекратились.

– Я... я... обследовала Сенной рынок.

– И потому вы так нарядились? – хмыкнул доктор.

– Да, это моя ошибка. В следующий раз надену мужской костюм.

– В следующий раз направьте туда лучше Софрона Ильича, – ворчливо предложил доктор, – ему костюм селянки тоже будет к лицу.