– И чего не спросишь – что меня привело? – наконец вытерла красные, жирные губы белоснежным полотенцем Лилька. – Чего не интересуешься? Ах, да! Ты ж интересовалась! И правильно делала. Так я все о Толике…

– О каком Толике? – не поняла Серафима.

– Здра-а-асть! – отвесила челюсть Лилька. – О каком! О мертвом! Я тебе, Симка, просто не перестаю удивляться. Только что от ее злодейской руки погиб молодой, прекрасный мужчина, отец семейства, а она уже и помнить забыла! Ну, ва-а-аще…

У Серафимы где-то глубоко внутри шевельнулось нехорошее предчувствие.

– Лилька, я тебя честно предупреждаю. Если еще раз ты скажешь, что его грохнула я…

– Поняла, поняла, поняла! – затрясла ручками Федорова. – Я как раз это тебе и хотела предложить. Очень хорошо, что мы одинаково думаем. Я больше никогда – никому – не скажу, что это ты его урыла, но… За это ты мне должна дать тысячу долларов.

Сима Кукуева даже не шелохнулась. Она не была настолько крепконервная, просто до нее такие просьбы доходили не сразу, мудрый организм хранил хозяйку от потрясений.

– Чего моргаешь-то? – обиделась Лилька. – Я, между прочим, по-дружески с тобой, а ты… Тысяча долларов – это тебе не мужика по голове поленом!

– Я не…

– Да ладно тебе! – сморщилась Лилька и махнула рукой. – Опять скажешь, что ты не убивала, что ты не могла… Кому ты лепишь?! Чего теперь хвостом-то крутить? Можно подумать, я какая-нибудь недоразвитая. Я что, зря по этим гробницам шаталась?

– Мы не были в гробницах, мы…

– Да какая разница!

Лилька чувствовала себя на коне. Она вскочила со стула и уверенно зашагала по маленькой кухне: шаг вперед – лбом об стену, шаг назад – животом в окно. Долбиться о стены было неприятно, но на сидящую Кукуеву удобно было смотреть уничтожающе – сверху вниз.

– Я еще тогда, в автобусе, все поняла, – не допуская возражений, бурлила Лилька Федорова. – Попробуй-ка поленом по голове человека приложи, какой же мужик такое выдержит? Я вон своего Федорова гладильной доской долблю, так он знаешь, как обижается… А ведь он здоровенный, не то что Толик тот! А у тебя все прям как по маслу – бревнышком по головушке, а он ей потом денежки с поклоном. Держите меня, а то порвусь от смеха!

– Да не отдавал он мне никаких денежек, чего прилепилась?! – попыталась взбрыкнуть Серафима.

Однако Лилька прервала попытку на корню:

– Как же не отдавал? – фыркнула она и грозно топнула слоновьей ножкой. – Ты мне сама их показывала! Сначала, главное, сказала: «Вот, все отдал, еще и сотку сверху за беспокойство добавил!» – а теперь твердишь: «Не отдавал!» Не лги мне, злобная Симка! Короче: или с тебя тысяча баксов, или я иду в милицию и говорю, что ты его поленом приласкала. А он твоих деревянных ласк не выдержал и помер. Нет, все же не зря я за это дело зацепилась! Одним словом, давай сроки обговорим.

Серафима взглянула на подругу, попыталась уловить в ее глазах хоть что-то человеческое, но Лильку как подменили.

– К концу недели успеешь? – уже вполне миролюбиво спросила Федорова.

– Не-а, не успею. Я чего эти тысячи-то, рисую что ли?! – огрызнулась Серафима и еще раз спросила наудачу: – Лилька, а ты чего, в самом деле веришь, что это я его…

– Ну конечно! – изумилась та. – Ты всегда мне ненормальной казалась. Ну, смотри: с Шишовым не дружишь, по работе вы с ним всегда грызетесь, а ведь он твой начальник. Ты от него зависишь – сколько захочет, столько зарплаты и выделит. А ты морду воротишь от него. Я прям тебе удивлялась всегда. Это я теперь понимаю: если Сенька тебе платить не станет, ты его тоже по макушке дровами, и все дела. На нашего Сеню даже полена не надо – кулаком долбани покрепче, он и откинется. Нет, Симка, неправильную ты себе выбрала жизненную позу. Короче – отдавай мне деньги к концу месяца, а я все это время молчать буду. Но если не дашь…

Серафима вдруг усмехнулась:

– Ну скажешь ты в милиции, что это я его… А где доказательства?

– А какие еще нужны доказательства? – противно оскалилась Лилька. – Ты мне про полено говорила? Говорила! Он тебя обидел? Обидел! Пугал? Пугал. Вот тебе и все мотивы. И я, если что, могу еще сказать, что самолично этими вот глазами видела, как ты его дубасила.

Серафима серьезно задумалась, потом предупредила:

– Ну, хорошо. Только ведь если ты так скажешь, тебя же осудят как соучастника.

Лилька тоже подумала, потом обрадованно помотала головой:

– Не-а! Я ведь скажу, что ты меня все время в страхе держала. А как только у меня получилась возможность – вот она я, к вам, граждане милиционеры, прибежала. Не, ты чего… Я такого в свое оправдание наговорю, что тебе и не снилось! Ну, Сим, не капризничай. Отдавай деньги, и все, замнем это дело. Я тебя даже выгорожу – скажу ментам при случае, что ты вместе со мной в автобусе сидела, когда он выбежал.

Серафима снова задумалась. Если бы сейчас кто-то глянул на них со стороны, можно было подумать, что две подружки обсуждают, куда им съездить на выходные, – одна предлагает в лес, а другая как раз по дрова.

– Лилька, – возник у Кукуевой новый вопрос, – а если я тебе деньги отдам, а потом окажется, что милиция найдет настоящего преступника?

– Это тебя, что ли, найдет? – вытаращилась Лилька. – Так я ж тебе говорю, чем ты слушаешь?! Я тебя прикрывать буду-у-у!

Федорову заклинило. Если где-то маячили деньги, она была готова заложить собственного мужа! Хотя мужа она готова была закладывать даже и без денег…

– Ладно, Лилька… В конце месяца, ровно через три недели, я тебе отдам тысячу баксов. А теперь вали отсюда! Надо же мне придумать, где для тебя деньги найти, – рыкнула Кукуева и бесцеремонно вытолкала гостью в прихожую.

Однако та нисколько не обижалась. Заслышав, что через месяц у нее будет тысяча долларов, она стала медовым пряником.

– Ага, Симочка, убегаю! Испаряюсь! Кстати, у нас новый ломбард открыли, можно сдать… Или у тебя нечего сдавать? Тогда кредит возьми, сейчас всем дают. Ну, ладно, я побежала! Целую! Да, Симочка, ты Федорову – ни гу-гу! Это ж чистый криминал – убийство. Ты ж меня понимаешь, зачем тебе это нужно?

Выхлестнув на несчастную Серафиму Петровну лавину эмоций, Лилька Федорова унеслась – счастливая и возвышенная. Она всерьез считала, что оказала Кукуевой неоценимую услугу и та будет всю ночь сегодня умиляться ее благородству. Вот так лежать на подушке и умиляться! А может, и не ночью, а прямо сейчас завалится и начнет. Умиляться, в смысле.

Однако завалиться Серафиме не удалось, хотя она этого хотела больше всего – уж больно много на нее хлопот свалилось в один присест. Не успела она сердечно распрощаться с Лилькой, как в двери снова зазвонили, и в прихожую огромным махаоном впорхнула Сирена Романовна.

– Деточка! Я прямо умираю от нетерпения. Хочу заметить, что я оборвала тебе весь телефон. Где тебя носит, когда мамочка рвется в гости? Кстати, ты неважно выглядишь, прямо смотреть на тебя не хочется. Иди и немедленно наложи маску из прокисшего творога.