различные средства для «искоренения» эпидемий не могли помешать оспе, лихорадкам и т. п. производить свои опустошения, выставили новую меру: право дать полиции осматривать дома, чтобы удостовериться, нет ли там заразных больных, а также разрешить врачам осматривать любое лицо, чтобы удостовериться, не страдает ли оно заразной или инфекционной болезнью. Так как закон о бедных в течение многих поколений развил привычку к беспечности и число беспечных людей вследствие этого закона увеличилось, то теперь предлагают устранить причиненное обязательной благотворительностью зло путем обязательного страхования жизни и доходов.

Развитие этой политики, ведя за собой развитие соответствующих идей, всюду поддерживает то мнение, что правительство должно вмешиваться каждый раз, как что-нибудь идет не так, как следует. «Вы, конечно, не желали бы, чтобы это зло продолжалось!» – говорят вам, когда вы делаете какое-либо возражение против того, что делается в данный момент. Что подразумевает это восклицание? Во-первых, оно предполагает за несомненное, что всякое страдание должно быть пресечено, а это неверно; многие страдания излечимы; пресекать их – значит мешать действию лечения. Во-вторых, оно признает несомненным, что все страдания могут быть облегчены; между тем при недостатках, присущих человеческой природе, многие страдания могут только изменить форму или переместиться, причем эта перемена иногда увеличивает их интенсивность. Восклицание это содержит в себе также твердую уверенность в том, что правительство должно излечивать и устранять всякого рода зло. Никто не спрашивает себя, есть ли другие способы исправить зло известного рода и принадлежит ли данное зло к числу тех зол, которые предлагаемое средство может устранить. Очевидно, что чем чаще вмешивается правительство, тем глубже укореняется это воззрение и тем настойчивее требуется правительственное вмешательство.

Всякое расширение административной регламентации ведет за собой учреждение новых регулирующих агентов, более обширное развитие чиновничества и усиление группы чиновников. Возьмите две чашки весов; положите большую пригоршню дроби на одну и несколько дробинок на другую, берите одну дробинку за другой с более нагруженной чашки и перекладывайте их на менее нагруженную. В известный момент получится равновесие, а если вы продолжите эту операцию, то взаимное положение обеих чашек изменится в обратную сторону. Представьте себе, что коромысло весов разделено на две неравные части и что менее нагруженная чашка висит на конце более длинной части коромысла; тогда перемещение каждой дробины будет производить гораздо более скорое изменение в положение чашек. Я пользуюсь этим сравнением, чтобы показать, какой результат достигается перемещением одного индивида за другим, из управляемой массы общества в состав правящего механизма. Перемещение ослабляет первую и усиливает второй гораздо более, чем это можно бы было думать, судя по относительно незначительному изменению в числе. Сплоченная, относительно немноголюдная группа чиновников, связанных одинаковыми интересами и действующих под руководством центральной власти, имеет громадное преимущество над разрозненной массой общества, не имеющей незыблемых правил поведения и неспособной действовать согласно, иначе как под влиянием сильного возбуждения. Вот почему организация чиновников, перейдя за известный фазис развития, становится несокрушимой, как мы видим это в бюрократиях на континенте.

Не только сила сопротивления управляемой части населения уменьшается в силу увеличения правящей его части, но и частные интересы многих частных лиц ускоряют еще изменения пропорции. Разговоры, которые вы слышите всюду, показывают, что в наше время, когда правительственные места раздаются по конкурсу, молодых людей воспитывают так, чтобы они могли выдержать конкурсные экзамены и получить места в общественных учреждениях. Результатом этого является то, что люди, которые при иных условиях были бы недовольны развитием чиновничества, начинают смотреть на него если не благосклонно, то по крайней мере с терпимостью, так как оно предоставляет возможность карьеры для их родных или близких. Все, знающие, насколько в высших и средних классах семьи желают заручиться местами для своих детей, должны ясно видеть, что расширение правительственного контроля пользуется сильной поддержкой со стороны тех, которые, если бы были затронуты их личные интересы, относились бы к нему враждебно.

Стремление к чиновничьей карьере увеличивается еще предпочтением, оказываемым тем должностям, которые считаются почетными, «даже если жалованье его будет и невелико, то по крайней мере занятие его будет благородно», убеждает себя отец, добивающийся правительственного места для своего сына. И относительная почетность чиновничьей профессии в сравнении со служащими в торговом деле увеличивается по мере того, как административная организация приобретает большее значение и влияние в обществе и все более и более стремится устанавливать понятие о чести. Честолюбивая мечта всякого молодого француза заключается в том, чтобы получить маленькую официальную должность в своем местечке, добиться затем места в главном городе департамента и, наконец, быть переведенным в какой-нибудь высший административный пост в Париж. В России, где развитие административной регламентации, являющееся характерной чертой активной части общества, доведено до крайних пределов, мы встречаем крайнюю степень такого административного честолюбия. Так, например, Валасс (Wallace) цитирует следующее место одной комедии: «Все люди, даже лавочники и сапожники, стремятся занять какую-нибудь казенную должность, и человек, проведший всю жизнь, не занимая никакого официального поста, почти что не считается человеком».

Различным влияниям, действующим сверху вниз, соответствуют надежды и прошения, возносящиеся снизу вверх. Люди, несущие тяжелый труд и обремененные обязательствами, составляющие огромное большинство, а тем более люди неспособные, получающие постоянно помощь и жаждущие еще более широкой помощи, поддерживают все проекты, от которых ожидают того или другого благополучия при посредстве административного вмешательства. Такие люди готовы верить всякому, кто говорит, что эти благодеяния могут и должны быть им оказаны. Они безусловно доверяют всем, тешащимся политическими химерами, начиная от оксфордских ученых до непримиримых ирландцев, и каждый раз, когда они видят, что общественные деньги служат для их пользы, они укрепляются в надежде на подобные же меры и в будущем. И по мере того, как усиливается вмешательство государства в общественные интересы, растет между гражданами и уверенность, что все должно делаться для них и от них ничего не требуется. Мысль о том, что желанная цель должна быть достигнута личной энергией или ассоциациями частной инициативы, делается с каждым поколением все более и более чуждой людям, тогда как убеждение в том, что эта цель должна быть достигнута при помощи правительства, становится все более и более привычным, и наконец вмешательство правительства начинает считаться единственно практическим способом. Это движение самым ярким образом выразилось на последнем конгрессе рабочих ассоциаций в Париже. В отчете своим доверителям английские делегаты говорили, что между ними и их иностранными коллегами «спорным пунктом являлся вопрос о том, в какой мере следует требовать от государства охраны труда». Они намекали этим на столь поразительный в протоколах конгресса факт, что французские делегаты всегда