— Верно, — быстро подтвердил Крамер.

— И больше вы его никогда не видели?

— Я видела, как он уходил из дома около трех. Я как раз вернулась от дантиста и вставляла ключ в замок. Гас услышал меня и поспешил открыть дверь. Мы оба видели, как Мак спускается по лестнице. Проходя через вестибюль, он нам помахал.

Я увидела, как она посмотрела на мужа, словно ожидая его одобрения.

— Как был одет Мак, миссис Крамер?

— Точно так же, как утром. Футболка, джинсы, кроссовки и...

— Лил, опять ты все перепутала. Когда Мак уходил, на нем был пиджак, брюки и спортивная рубашка с открытым воротом, — резко перебил жену Гас Крамер.

— Это я и хотела сказать, — поспешно произнесла она.— Я просто все время представляю его в футболке и джинсах, в которых он был, когда мы с ним немножко поболтали тем утром, — Лицо ее скривилось, — Мы с Гасом не имеем никакого отношения к его исчезновению, — воскликнула она, — Зачем вы нас мучаете?

Глядя на нее, я вспоминала, что написал в своем отчете Лукас Ривз, частный детектив. По его мнению, Крамеры нервничали, боясь потерять работу из-за исчезновения Мака. Сейчас, спустя десять лет, я была с ним не согласна.

Они явно о чем-то умалчивали, поэтому и нервничали. И теперь пытались выгородить себя. Десять лет назад миссис Крамер сказала Ривзу, что она увидела Мака, когда он выходил из дома, а ее муж тем временем находился в вестибюле.

В эту секунду я бы голову дала на отсечение, что ни он, ни она не видели, как Мак покинул это здание. Или, быть может, он и не покидал его? Вопрос промелькнул в голове, но я сразу отвергла такую возможность.

— Я понимаю, прошло много времени, — сказала я, — но нельзя ли взглянуть на квартиру, где жил мой брат?

Я увидела, что моя просьба перепугала их. На этот раз оба Крамера посмотрели на Говарда Альтмана, словно спрашивая позволения.

— Разумеется, квартира сдана, — сказал он, — но так как сейчас конец семестра, многие студенты уже разъехались. Как обстоят дела с четыре «Д», Лил?

— Те, что снимают спальню побольше, уехали. Комната Мака досталась Уолтеру Каннону, он уезжает сегодня.

— Тогда не могли бы вы позвонить и спросить, можно ли мисс Маккензи к нему подняться? — распорядился Альтман.

Через минуту мы поднимались по лестнице на четвертый этаж.

— Студентам все равно, что здесь нет лифта, — сообщил мне Альтман.— А я, признаться, рад, что мне не приходится каждый день преодолевать эти ступени.

Уолтер Каннон оказался высоченным двадцатидвухлетним парнем. Он сразу отмахнулся от моих извинений.

— Хорошо, что вы не заглянули сюда час назад, — сказал он, — У меня по всей комнате были раскиданы вещи. Он объяснил, что уезжает на летние каникулы домой, в Нью-Гемпшир, а осенью начинает учебу в юридической школе.

Совсем как Мак накануне исчезновения, с грустью подумала я.

Мое смутное воспоминание о квартире оказалось верным. Небольшая прихожая, заваленная сейчас багажом Каннона, кухня напротив входной двери, коридор направо, откуда можно попасть в гостиную и спальню, дверь в ванную в самом конце. Налево от прихожей вторая ванная, а за ней комната, где когда-то жил Мак. Не слушая рассуждения Альтмана о том, как хорошо содержатся все квартиры, я прошла в спальню Мака.

Стены и потолок кремовые. На кровати скомканное светлое покрывало в цветочек. Шторы с таким же рисунком закрывали два окна. Комод с зеркалом, письменный стол и кресло завершали обстановку. Пол был застелен серо-голубым ковром.

— Сразу после того, как эту квартиру освободят, ее покрасят, как и все остальные, — сообщил Альтман, — Ковер, покрывала и шторы отдадут в чистку. Гас Крамер позаботится, чтобы на кухне и в ванной не осталось ни пятнышка. Мы гордимся нашими квартирами.

Мак прожил здесь два года, подумала я. Наверное, он относился к ней точно так же, как отношусь я к своей квартире. Это было его личное пространство. Он мог встать рано или поздно, читать или не читать, отвечать на телефонные звонки или не отвечать. Дверь в кладовку была открыта. Разумеется, внутри оказалось пусто.

Я подумала о заявлении Крамеров, что Мак в тот день вышел из дома в пиджаке, брюках и рубашке с открытым воротом.

Какая тогда была погода? Промозглый майский день, как в прошлое воскресенье? А если было очень тепло, и Мак действительно ушел в три, то не становится ли пиджак важной деталью? Возможно, у него было запланировано свидание? Поездка с девушкой в Коннектикут или Лонг-Айленд?

Странно, но в этой самой комнате спустя десять лет я почувствовала его присутствие. Мак всегда был непрошибаемым. В отце жил дух соревнования, он быстро оценивал ситуацию и принимал молниеносное решение. Я знаю, я такая же. Мак больше пошел в маму. Он никогда ни на кого не давил. Если он вдруг понимал, что его нагло используют, то, как и она, никогда не вступая в конфронтацию, а просто отходил в сторону. То же самое, я думаю, делает сейчас мама: для нее записка Мака, найденная в церковной корзинке, все равно, что пощечина.

Я подошла к окну, стараясь увидеть то, что когда-то видел он. Зная, как Мак любил стоять у окон квартиры на Саттон-плейс и любоваться панорамой Ист-Ривер с лодками и баржами, огнями на мостах, самолетами, пролетающими в сторону аэропорта Ла Гуардиа, я не сомневалась, что и здесь он частенько простаивал у этих окон, выходящих на Уэст-Энд-авеню, где по тротуару течет нескончаемый поток пешеходов, а на проезжей части улицы вечная пробка из машин.

В памяти всплыл тот сон, что приснился мне в предрассветный час после его звонка в День матери. И снова я шла по темной тропе, отчаянно пытаясь найти Мака.

И снова он приказывал мне оставить его в покое.

Доктор Дэвид Эндрюс говорил усталым голосом:

— Детектив Барротт, Лизи ушла из того бара в понедельник, в три часа ночи. Сегодня среда. Час пополудни. Она отсутствует уже тридцать четыре часа. Не следует ли вновь проверить больницы? Если кто и знает, как загружены порой приемные покои, то, бог свидетель, это я.

Отец Лизи сидел за маленьким кухонным столом в студенческой квартирке его дочери, сложив руки и опустив голову. Всю ночь он не сомкнул глаз, совершенно пал духом и отчаялся, но упорно отвергал все просьбы сына отправиться к нему и подождать известий там. Проведя здесь всю ночь, Грегг один съездил домой принять душ и переодеться, перед тем как навестить в больнице своих послеоперационных больных.

Рой Барротт сидел за тем же столом напротив отца Лизи. «В ту ночь, когда моя дочь поехала на выпускной бал, его дочь отправилась в то заведение, а потом исчезла», — подумал Рой, и ему вдруг стало неловко за свое везение.

— Доктор Эндрюс, — сказал он, — вы должны надеяться, что с Лизи, возможно, все в порядке. Как- никак она взрослый человек и имеет право на личную жизнь.