Посвящаю

Отцу — с любовью

Джуди — с дружеским чувством

Городу Торонто — с благодарностью

Шарлотта Питт взяла письмо и взглянула на посыльного с некоторым удивлением. Он смотрел на нее большими умными глазами. Уж не ждет ли вознаграждения? Она надеялась, что нет. Они с Томасом лишь недавно переехали из их бывшего дома в этот — более просторный, с еще одной спальней и небольшим садом, — потратив все свои сбережения.

— Ответ будет, мэм? — бодро промолвил мальчуган, слегка удивленный ее медлительностью.

Обычно его посылали в более богатую часть города; здешние жители услугами посыльных не пользовались. Но именно в таком месте ему бы хотелось жить когда-нибудь в туманном, взрослом будущем: в собственном отдельном доме с чистым крыльцом, занавесками на окнах, парочкой ящиков для цветов и красивой женщиной, которая встречала бы его вечером на пороге.

— О, — облегченно выдохнула Шарлотта. — Минутку.

Разорвав конверт, она вытащила единственный лист бумаги и прочла:

Лондон, Рутленд-плейс, 12

23 марта 1886 г.

Моя дорогая Шарлотта!

Недавно у нас случилось нечто столь невероятное и возмутительное, что мне понадобился твой совет. Более того, учитывая, как хорошо ты разбираешься в делах трагического или даже преступного свойства, возможно, ты даже сможешь мне помочь. Конечно, это не имеет ничего общего ни с теми возмутительными делами, в которые, к несчастью, ты оказалась втянута раньше, на Парагон-уок, ни, слава богу, с тем ужасом, что творился на Ресуррекшн-роу, — всего лишь небольшая кража.

Но поскольку пропавшая вещица была мне очень дорога, из-за ее утраты я пребываю в глубоком расстройстве и страстно желаю ее вернуть.

Дорогая, ты ведь поможешь мне в этом, по крайней мере советом? Я знаю, что у тебя есть служанка, которая сможет присмотреть в твое отсутствие за Джемаймой. Если завтра, часам к одиннадцати утра, я пришлю за тобой карету, не будешь ли ты так добра приехать и позавтракать со мной? Заодно и поговорим об этом скверном деле. С нетерпением жду встречи с тобой.

Твоя любящая мать, Кэролайн Эллисон.

Шарлотта сложила письмо и вновь посмотрела на мальчика.

— Если подождешь немного, я напишу ответ, — сказала она с легкой улыбкой и спустя какое-то время вернулась с запиской.

— Благодарю, мэм.

Посыльный кивнул и умчался. Судя по всему, на большее он и не рассчитывал, а вознаграждение получал от отправителя. В любом случае он оказался достаточно смекалист, чтобы понимать, кто чего стоит и кто готов поделиться имеющимся, а кто нет.

Шарлотта закрыла дверь и прошла по коридору в кухню, где ее полуторагодовалая дочь Джемайма, сидя в яслях, грызла карандаш. Шарлотта рассеянно забрала карандаш, вручив взамен цветной кубик.

— Я же просила не давать ей карандаши, Грейси, — обратилась она к чистившей картошку девчушке-служанке. — Она не понимает, для чего они. Только жует.

— Даже и не видела, что он у нее, мэм. Дотягивается через прутья до чего угодно. Зато ни в печь, ни в угольный ящик не лезет.

На перилах манежа висели счеты из разноцветных деревянных шариков, и Шарлотта, опустившись на колени, легонько провела по ним пальцами. Привлеченная стуком, Джемайма тут же поднялась. Шарлотта стала отсчитывать шарики, а Джемайма старательно, переводя взгляд со счетов на мать и ожидая одобрения, повторяла за ней слова.

Мысли Шарлотты занимала не столько дочь, сколько мать. Родители на удивление хорошо восприняли ее заявление о намерении выйти замуж — подумать только! — за полицейского. Эдвард слегка поворчал, но вскоре успокоился и лишь спросил, совершенно ли она уверена в том, что делает. Кэролайн же сразу поняла, что ее несносная дочь нашла того, кого действительно любит, и столь радикальное — как в общественном, так и финансовом плане — падение будет для нее гораздо менее тяжелым испытанием, чем любезно устроенный брак с тем, кого она не любит и кто, возможно, не удостоит ее должным вниманием и уважением.

Но хотя родители и любили ее по-прежнему, вряд ли Кэролайн послала бы за дочерью по делу столь тривиальному, как мелкая кража. В конце концов, подобное случается отнюдь не редко. Если речь идет о безделушке, то ее могла позаимствовать одна из служанок — покрасоваться в свой выходной вечер. Стоит лишь обронить парочку прозрачных намеков — и вещицу тут же вернут. Слуги окружают Кэролайн всю ее жизнь; уж она-то должна бы уметь решать такого рода проблемы без совета со стороны.

И все же съездить стоит; день будет погожий, а она и так уже порядком загнала себя, приводя новый дом в желаемый вид.

— Завтра мне нужно будет уйти, Грейси, — заметила Шарлотта мимоходом. — Мать приглашает на ланч. Гардины могут подождать и до послезавтра. Тебе же придется присмотреть за Джемаймой и отмыть пол и тот деревянный шкаф, что стоит в углу. И добавь в воду побольше мыла — никак не могу привыкнуть к тому, как он пахнет.

— Да, мэм, надо будет еще и стиркой заняться. А с Джемаймой, если будет хорошая погода, мне погулять?

— Да, было бы чудесно.

Шарлотта выпрямилась. Если она будет отсутствовать большую часть завтрашнего дня, лучше сегодня позаботиться о хлебе и посмотреть, как сидит на ней лучшее дневное платье, провисевшее всю зиму в шкафу. Грейси всего пятнадцать, но она серьезная и проворная и в Джемайме души не чает. Шарлотта еще раньше сказала ей, что через полгода заботиться придется уже о двоих младенцах и на плечи юной служанки ляжет дополнительная нагрузка — как по стирке, так и по готовке и прочей работе по дому. Подобная перспектива Грейси отнюдь не обескуражила; напротив, как показалось Шарлотте, даже обрадовала. Грейси и сама из большой семьи, и шумного, постоянно чего-то требующего детского общества ей, похоже, даже не хватает.

Томас, пришедший с работы около шести, выглядел уставшим. Большую часть дня он потратил на поиск парочки драгсменов — воров, промышляющих в основном кражами из экипажей, — но результатом хождений стали лишь с полдюжины туманных описаний. Столь опытному инспектору, как он, и не поручили бы это дело, не будь одной из жертв некий знатный джентльмен, обратившийся в полицию с явной неохотой. Мужчина лишился карманных золотых часов, унаследованных от тестя, и отнюдь не горел желанием объяснять их отсутствие.

Шарлотта встретила Томаса с волнением и облегчением, странным, особенным чувством, которое она всегда испытывала при виде своего растрепанного — сбившийся на сторону воротник, измятый костюм — мужа. Несколько долгих минут она продержала его в объятиях, после чего наградила горячим супом и ужином. Столь банальной проблемой, как пропажа одной из безделушек матери, она беспокоить его не стала.

На следующее утро Шарлотта стояла перед псише[1]в спальне, завязывая на шее — так, чтобы скрыть то место на платье, с которого сорвала прошлогодний воротник, — кружевную косынку. В качестве украшения она решила использовать свою лучшую брошку с камеей. Результат оказался вполне удовлетворительным; пусть Шарлотта и была на третьем месяце беременности, видимых изменений в фигуре не наблюдалось, а благодаря стандартному корсету из китового уса — весьма неудобному, пусть и хорошо скрывавшему полноту — она выглядела такой же стройной, как и обычно. Темно-зеленая шерсть хорошо сочеталась с теплым тоном лица и роскошными волосами, а кружевная косынка смягчала строгость платья, — Шарлотте не хотелось, чтобы Кэролайн сочла ее совсем уж безвкусной.