— Сожалею, что тебе не повезло. — Голос Соломона звучал неискренне.

— Склоняюсь перед тобой. — Ильмари стоило немалых усилий, чтобы заставить эти слова сорваться с губ. — Дай моей жене место на свету, и я всегда буду к твоим услугам.

Жрец покачал головой.

— Ильмари, наша община зиждется на столпах равенства и справедливости. Я не имею права предпочесть кого бы то ни было. Что бы ты ни предложил мне, я отвечу то же самое: нет. Богиня выбрала того, кто отправится в путешествие на свет, и я не вправе идти против ее воли. Отправляйся домой! Обещаю молиться за здоровье твоей супруги, как я молюсь за каждую вверенную мне душу.

— Прошу… — Ильмари наклонился, поцеловал подол одежды жреца.

— Если бы ты молился Великой богине так же страстно, она наверняка услышала бы твою просьбу. Не молился ли ты для верности своим прежним богам? Если да, будь уверен: богиня отправляет к свету лишь тех, кто чист в своей вере. Ибо это, Ильмари, есть ключ ко всему.

Едва сдерживаясь, носильщик до боли стиснул челюсти, но Соломон, ничего не заметив, великодушно потрепал его по голове.

— Продолжай молиться, и будешь услышан.

Она выглядела еще более хрупкой, чем обычно. Кожа ее напоминала воск. Глаза ввалились в темные глазницы. Но, несмотря на то что ей недоставало сил смотреть на вернувшегося домой мужа, женщина поприветствовала его. На ее узких губах мелькнуло нечто, похожее на улыбку.

— Соломон осмотрителен, — твердым голосом произнес он. — Или, вернее сказать, он так же жаден, как мы всегда и думали. Ты получишь место в небесах! Однако это будет стоить нам половины сокровищ, которые ты… отложила.

Осторожно приподняв ее, он попытался влить в рот женщины немного мясного бульона, приготовленного им.

— Ты должна набираться сил, любимая. Так что прошу тебя, не делай глупостей. Сегодня я обмою новых умерших. И возражений не потерплю.

Было видно, что она с трудом глотает бульон. Одной рукой обняв жену, Ильмари отставил мисочку в сторону. Какая же она легонькая… Свободной рукой он встряхнул набитую пухом подушку, которую сшил для нее сам. Осторожно уложил ее на светлую простыню. Когда голова женщины опустилась на подушку, она негромко вздохнула. Веки ее затрепетали, и она поглядела на него. За проведенные вместе семь лет он научился читать по глазам. Чтобы понимать друг друга, им не нужны были слова. Глаза ее лучились улыбкой. Она благодарила его.

По спине у Ильмари пробежал холодок.

— Не делай этого. Ты продержишься еще немного. Ты попадешь на поднебесный корабль! — взмолился он. Мужчина не собирался сдаваться, но по ее взгляду видел, что это бессмысленно. Она давно разгадала его. Знала, что больше нет надежды на путешествие к солнцу, что ее ждет одна лишь тьма.

Ильмари принес в ее комнату все масляные лампы, которые сумел найти, зажег их. В комнате с голыми стенами никогда еще не было так светло, как сейчас. Ламп было много, и они распространяли вокруг приятное тепло, а свет от них придавал серым стенам золотистый оттенок.

Закатив глаза, она посмотрела на стенную нишу, в которой стояли маленькие деревянные воины, вырезанные им для Талама. Их мечи и копья давно сломались. Сын любил эти игрушки и часто играл ими в сражения. Рядом сидели обе куклы, которые Мая сшила для Серин из лоскутков ткани. Глаза и губы она вышила на лицах тонкой пряжей. Серин умерла с куклами в руках. Это было больше года тому назад. Когда три луны спустя умер и Талам, в душе Маи что-то надломилось. Она продолжала работать, есть, дарила ему свою любовь, но ее воля к жизни, которая помогла пережить столько тяжелых лет, угасла вместе со смертью детей.

— Я вынесу тебя наверх, на свет! — торжественно произнес Ильмари. — Клянусь! Мы и без Соломона справимся. Ты же знаешь, какой я сильный. Я могу пронести тебя много миль. Мы вернемся на Дайю, начнем все заново. Тебе нужно лишь набраться сил…

Она подняла на него взгляд своих больших темных глаз. В них по-прежнему читалась благодарность. И любовь.

Мужчина взял ее руки в свои. Как же они холодны!

— Мы справимся. Мы будем первыми, кто найдет выход из пещерного царства Таркона. Мы убежим от всего этого.

Женщина закрыла глаза.

— Спи, красавица моя. — Взяв платок, он промокнул ее влажный от пота лоб. — Спи, а когда проснешься, полная сил, мы спланируем свой побег.

Он не отходил от жены, продолжая держать ее за руки. В душе он упрекал себя. Нужно было бежать гораздо раньше. Должен быть выход из этих проклятых пещер, убивающих всех, кто нашел в них пристанище. Он в который раз принялся ломать голову над тем, с чем связана такая смертность в пещерах. Кто-то считал, что дело не в недостаточном количестве солнца, а в яде, содержащемся в воде или скалах, которые медленно убивают их. Или же это связано с проклятием богини, поскольку, в конце концов, она готова была терпеть в своем мире только собственных созданий, как бы искренне ни молились ей люди.

Ильмари поднял голову и посмотрел вверх. В этих пещерах богиня повсюду. Ему вспомнились кристаллы, которые он видел в своих путешествиях. Они росли на неровном полу длинных туннелей, на дне русла реки, он видел их даже в домах.

Мая уснула. Ильмари наблюдал, как движутся под веками глазные яблоки, и вспомнил тот день, когда их дочь впервые назвала ее Маей. В Доме мертвых они знавали хорошие времена. Были счастливы здесь, внизу. Мая и дети наполнили его душу неведомыми прежде чувствами. Но это лишь усугубляло боль. Он знал, как ему повезло. Знал, что это была милость. И теперь, что бы он ни пытался сделать, счастье уже не вернуть.

Ламги, убийца, которым он был когда-то, доверенное лицо бессмертного Муватты и бессмертного Аарона, был погребен глубоко под этими чувствами. И вот сейчас он зашевелился снова. Именно Ламги сумеет найти выход из пещер, и, если для этого ему придется идти по трупам, совесть не будет мучить его.

— Я вытащу ее отсюда! — с холодной решимостью повторил он. Изменился даже его голос.

Мужчина поглядел на Маю. Глаза ее под веками перестали двигаться. Он осторожно провел рукой по бледному лицу. Оно было холодным, как и руки, которые он по-прежнему сжимал в ладонях.

Коснулся ее груди, проверил сердце. Оно не билось. Она умерла так же, как и жила: молча.

Ильмари осторожно завернул жену в саван. Отыскал самую тонкую ткань, которую только сумел найти. Безупречно белую, без ткацких огрехов. Ткань, от которой не отказалась бы даже сама Шелковая.

Тщательно зашил саван мелкими стежками, не торопясь, снова и снова поглядывая на тело Маи. Оно казалось мирным. Только слишком узким. Он осторожно накрасил темные глазницы, придав им цвет здоровой кожи.

Губы были чуть красноватыми. Мая очень редко пользовалась румянами и ароматными маслами, которых у нее имелось в достатке, ведь ей нужно было придавать умершим хоть сколько-нибудь живой вид, когда семьи приходили попрощаться с ними.