— Ты нашел Диаболо?

— Цель не обнаружена. Повторяю: цель не обнаружена.

— Зачем же ты меня вызываешь?

— Бз-з-з скруичч… Повторяю: Бз-з-з скруичч…

Ни Диаболо, ни Касторов. Глупо было надеяться на что-нибудь другое, отправляясь на холм в такой поздний час: уже совсем стемнело, и нижние ветки деревьев царапали нам лица. А вдобавок ко всему еще и Жан В. потерялся, пришлось его тоже искать. Домой мы вернулись грязные и сердитые, переругиваясь и пиная друг друга. Было так поздно, что мама и папа встретили нас не слишком приветливо.

— Так… Вот вы где, — проговорила мама ледяным голосом. — Ну, кто объяснит мне, где вы были?

Жан А. и Жан В. не задумываясь в один голос ответили:

— Это все из-за Жана Б.! Он затащил нас на холм и заставил искать своего Диаболо!

— Диаболо? — удивилась мама. — Да он преспокойно ужинает в гостиной.

Диаболо спал, втянув когти и свернувшись клубочком на коленях у папы, и тот так боялся его потревожить, что не решался ни закурить трубку, ни перевернуть страницу газеты. Видимо, мой кот здорово нагулялся на воле. В шерсти у него позастревали ветки, а лапы вздрагивали сами собой — наверное, ему снилось, как он гонится за кузнечиком или перепрыгивает с дерева на дерево.

Ужин совсем остыл, но это было совершенно не важно, раз Диаболо оказался цел и невредим.

На следующей неделе у меня был день рождения, и родители купили мне ошейник для Диаболо с металлической табличкой, на которой была выгравирована наша фамилия. Теперь, если он потеряется, все будут знать, что у него есть семья.

Но как-то зимним утром Диаболо не вылез из своей коробки из-под обуви.

Когда я спустился на кухню, он лежал на дне коробки, ворсинки его шерсти слиплись и глаза были какие-то совсем бесцветные. Папа осмотрел его и обнаружил, что нос у Диаболо горячий как печка. У него был жар.

— Я уверен, что никакой серьезной болезни тут нет, — подбодрил меня папа. — Коты тоже иногда простужаются, как и люди. Немного отдохнет — и снова будет на ногах, то есть… на лапах.

Но Диаболо становилось все хуже. Он перестал есть — а ведь он и до болезни был совсем крошечным, и теперь, когда мы брали его в руки, казался вообще невесомым.

На следующий день папа вызвал ветеринара. Они что-то тихо обсудили между собой, как врач с врачом. Но Диаболо ни за что не желал принимать лекарство, прописанное ветеринаром, — даже если подмешать его в подогретое молоко.

После уроков я сломя голову бросился домой, чтобы узнать, как там Диаболо.

В кухне коробки из-под обуви не было.

— Жан Б., сядь, пожалуйста, — попросила мама и положила руку мне на плечо. — У меня для тебя грустная новость.

Но я уже и так все понял — маме не пришлось ничего объяснять. Я схватил маленький красный ошейник, лежавший на столе, и убежал к себе в комнату. Там я зарылся лицом в подушку и долго безутешно плакал.

— Я дам тебе мой проигрыватель. И все мои любимые записи. И еще знаешь что? Я даже разрешу тебе поиграть на моей гитаре. Я покажу тебе аккорды…

Жан А. не знал, как еще меня утешить.

В тот вечер ужин у нас получился печальный. Ни у кого не было ни аппетита, ни охоты поговорить. Нам всем очень не хватало стука шарика для пинг-понга, прежде доносившегося из-под обеденного стола. Даже у Бэтмена, сидящего в клетке, уши были грустно опущены.

— К несчастью, это была не простуда, — объяснил папа. — Это был тиф, смертельная болезнь, которой особенно подвержены коты в раннем возрасте — как раз такие, как наш Диаболо.

Где он подхватил этот самый тиф? Нам не суждено было этого узнать — так же, как не суждено было узнать, был ли у нас шанс спасти его, узнай мы о болезни пораньше. И потом еще долго вечерами, возвращаясь домой, я чувствовал, как в груди переворачивается сердце при мысли о Диаболо. Мне казалось, что он вот-вот кубарем ввалится с холма к нам во двор: хвост трубой, усы торчком… Ввалится, бросится ко мне и снова подарит мне праздник.

Жан А. потратил все карманные деньги, накопленные за год, на покупку гитары.

Обычно, поскольку он страшный жадина, он припрятывает каждую монетку, которой удается разжиться, в коробку из-под «Несквика», заклеенную скотчем. Когда коробка наполняется, он покупает себе модели самолетов или кораблей и потом часами их собирает. Но на этот раз он размечтался об электрогитаре и усилителе, а на них денег не хватило даже с учетом той суммы, которую папа выдал ему на расходы в Англии.

— У меня есть супергениальный план! — сказал он мне. — Ты одолжишь мне свои карманные деньги, я ничего не подарю тебе на день рождения и таким образом смогу быстрее вернуть тебе долг!

Я не слишком хорошо считаю в уме, но эта сделка показалась мне какой-то не совсем справедливой.

— Ты меня за чурбана держишь? — возмутился я.

— Ладно, у меня есть другой супергениальный план: ты даешь мне недостающую сумму и за это получаешь право приходить бесплатно на мои концерты, когда я стану кумиром молодежи.

Папа и мама твердо стояли на своем. Видимо, образ Жана А. с висящей через плечо гитарой, извивающегося перед усилителем размером с небольшой шкаф, не входил в их представления о воспитательных принципах.

— Я не допущу, чтобы в нашем доме завелся стиляга! — говорил папа.

— Если ты вбил себе в голову, что хочешь играть на музыкальном инструменте, то почему бы не купить гобой или флейту? — поддерживала его мама.

Сами они слушают только классические пластинки — каждое воскресное утро папа ставит их на проигрыватель в гостиной и отбивает ритм курительной трубкой, подпевая: «Пам-пам-пам». Но разве можно стать кумиром молодежи, если играешь на гобое или флейте, — даже если на тебе брюки клеш?

— Я вас предупреждаю, — грозил Жан А. — Если моя профессиональная жизнь никак не сложится, в этом будете виноваты вы! В кои-то веки у меня появилось призвание, а вы…

И он убегал к себе в комнату (ну, то есть в нашу с ним комнату), запирался там, посильнее хлопнув дверью, и включал приемник так громко, что не слышно было даже папиных «пам-пам-пам».

— Это переходный возраст, — со вздохом утешала папу мама. — Скоро пройдет.