Почему он повел себя, как двадцатичетырехкаратовая жопа?

А почему кобель свои яйца лижет?

Может, вот и старается.

Тиш Уилки: В пятницу утром, на следующий день после прилета, я была в отеле «Дорчестер», где рекламное агентство, с которым мы работали, заказало нам номера. Бедная Ребекка все еще была под замком. Она провела в тюрьме всю ночь, что определенно должно было показаться ей вечностью. Я представила себе, как над ней измывались там все эти гнусные проститутки и наркоманы, в камере с которыми она оказалась, и почувствовала себя ужасно виноватой из-за того, что ничего не могла сделать. Но Фредди велела мне и Веронике оставаться здесь, а сама с Грантом отправилась в полицию, чтобы попытаться уладить это дело.

Нам в номер прислали снизу газеты, и во всех оказались отвратительные, насквозь лживые статьи о ней, но я все равно прочла их от корки до корки. Потом заказала полный английский завтрак себе и Веронике. Я проголодалась, и съела все, а Вероника только выпила грейпфрутовый сок — лично я думаю, что это она выпендривалась. Потом я уже не знаю в какой раз проверила все вещи Ребекки.

Вероника Д: Тиш шарилась по номеру, выискивая себе занятие. Она себе места не находила, а мне это действовало на нервы.

— Тиш, — сказала я, — сколько еще раз ты собираешься перекладывать ее гардероб? С того момента, как ты последний раз лазала в шкаф, там ничего не изменилось.

— Я хочу, чтобы у нее здесь все было в порядке к тому времени, когда правосудие наконец восторжествует, и она получит свободу.

— Думаю, последнее, что будет ее в эту минуту беспокоить — это на какую полку ты положила ее трусы, на нижнюю или на верхнюю. У нее хватит проблем с работой, и не будет она такой фигней интересоваться, — и я развернула одну из газет. — Надо же, какие сволочи. Надеюсь, ты-то не думаешь, что Ребекка такая, как тут пишут?

— Так ты не будешь есть? — спросила она, глядя на мой завтрак.

— Ни в коем случае, — ответила я. — У моего желудка приемные часы с обеда.

Я почитала еще, а Тиш тем временем слопала весь мой завтрак — блин, девочка, могла бы и поскромнее быть. Потом я поднялась и сказала:

— Может, пройдемся вместе по магазинам?

— Нет уж, спасибо. Я остаюсь здесь. Я буду нужна Ребекке, когда она придет.

Не мозги, а дырка от бублика, подумала я.

— Ну ладно, думаю, когда правосудие восторжествует, ей не понадобится первым делом привести в порядок прическу. Пойду пройдусь где-нибудь рядом.

Тиш Уилки: Должна сказать, что, когда Вероника ушла, я была только рада. Она действовала мне на нервы. Она была вся такая, ну прежде всего суперстройная. Я понимаю, что Ребекке надо следить за фигурой — она звезда, от нее это требуется. Но Вероника была всего лишь парикмахершей. Разве для нее это было так важно? Вот уж не думаю. Она так защищала Ребекку. Всего лишь парикмахерша. А кого Ребекка выбрала своим личным ассистентом, а? Вот то-то же.

Господи, только не поймите меня неправильно. Я вся — миротворческие силы, и я стою за культурное как-оно-там-называется. А как иначе? Я ведь теперь калифорнийка. Так что я не хочу, чтобы вы подумали, будто я против цветных — то есть, извините, афроамериканцев. Никоим образом. Да у меня самой буквально миллион друзей, которые афроамериканцы. Поэтому когда я говорю, что Вероника действует мне на нервы, это абсолютно, безусловно не связано с ее «афроамериканством», которое мне ничуть не мешает, я к этому отношусь на сто десять процентов спокойно.

После ее ухода я позвонила маме и папе в Лоутон. Я еще не рассказывала им о своей новой работе. Трубку взяла мама.

— Приветик, это я, — сказала я.

— Тиш?! Да ведь у вас там уже за полночь! Что-то случилось?

— А я вовсе не там, мам. Я прямо тут, в «Дорчестере».

— Ты не сказала нам, что возвращаешься. А почему ты не приехала домой, к нам?

— Это у меня новая работа — такая классная!

— Так ты работаешь в «Дорчестере»? Отлично… Тиш работает в «Дорчестере», Морис, — крикнула она отцу.

— Да нет же, мам, — объяснила я, — я работаю у звезды. Я ее личный ассистент. Я делаю для нее абсолютно все, и мы с ней очень подружились, и все такое. В общем, все замечательно.

— А кто она?

Я решила пока не называть ее. Папа читает «Экспресс», а они написали о ней кучу грязи. Я решила — пусть это потом будет для них сюрпризом. Я знала, что когда они с ней познакомятся, они без памяти влюбятся в нее.

— Она мегазнаменитость, мам, — сказала я. — Снимается на ТВ. У нас на следующей неделе съемки в Хаунслоу. Приходи на съемку, и я тебя ей представлю. Ты от нее будешь в восхищении, а она до смерти хочет с тобой познакомиться.

Еще я сказала ей, что организую машину, которая довезет их до студии, и попрощалась. На самом деле я их во многом поддразнивала. Они так, волновались, когда я уехала в Лос-Анджелес. Я знала, что известие о том, что я определенно достигла положения отличного голливудского ассистента, их очень взволнует.

У меня даже настроение поднялось; я повернулась к телику и стала переключать каналы. Вот и она — в «Скай Ньюс». Ребекка! В окружении камер, на ступенях полицейского участка. Грант отталкивал с ее пути фотографов, помогая ей пробраться к машине. Ребекка, бедняжка, подумала я. По ее лицу видно было, что она всю ночь не сомкнула глаз. Да и как могло быть иначе, если вокруг были сплошь грязные наркоманы, бьющиеся в ломке?

Я выключила телик. Я точно знала, что ей нужно, и пошла наполнять для нее замечательную глубокую ванну. В «Дорчестере» были очаровательные корзиночки, заполненные прелестнейшими образчиками мыла и масла для принятия ванн.

Кэрри Фуллер, соломенная вдова по вине рекламы: Дети уже надели куртки. Я собрала в корзинку для продуктов чуть ли не половину ассортимента универсама «Уэйтроуз». Нас ждал Хайгейтский лес. Первая солнечная суббота в этом мае, и наверняка первый день в году, когда Фуллеры были похожи на семью счастливую, к тому же полную — оба генетических родителя в наличии. Мы были на полпути к дверям, когда зазвонил телефон.

— Автоответчик включен, — сказала я.

— Я лучше возьму, — отозвался Грег и умчался в дом прежде, чем я успела возразить.

Я ждала у машины вместе с Райаном и Хоуп всего пару минут. Он вышел из дома с тем самым выражением лица. И тем самым взглядом, который говорил: «Работа, что ж я поделаю…»

Грег Фуллер: Что я мог поделать? Это звонила Тодди. Она сказала, что Ребекка согласилась дать нам полчаса — и не больше! — на примерку костюмов. Через сорок пять минут нас ждали в «Дорчестере». Ну что я мог сказать? «Извинись за меня, Тодди, но я не смогу. Передай им, что я в Хайгейтском лесу строю из себя Фрисби, пытаюсь сохранить свою семью»? Нет, решил я, Кэрри придется подождать, потому что Ребекка Ричардс, очевидно, ждать не будет.